Всемирный следопыт, 1930 № 01

Чурин сначала уставился в меня ошалелыми глазами, но затем понял по моему лицу и голосу, что дело серьезное, направился к боту, взял мое ружье и с веселым видом присоединился к группе осматривавших и заряжавших ружья охотников.

— Ипатьев! — крикнул комиссар. — Чего ты мямлишь? У меня пятки горят, а ты все еще на месте топчешься.

— Да у меня, товарищ комиссар, ружье Чурин вымолил, а я разбираюсь вот в удочках, чтобы хоть рыбной ловлей заняться.

— Так нас можно поздравить с новым охотником, — рассмеялся капитан, но в этот миг я уловил брошенный искоса взгляд, который убедил меня, что на охоте я мог превратиться в дичь. А с Чуриным «несчастного случая» не произойдет. На этот раз я опередил быстрого на выдумки капитана.

Высадились еще две партии, и на пароходе остались всего пять страдальцев, обреченных на вахту или осмотр машин. Молчаливый берег оживился. Одни отправились вместе с охотниками вглубь острова, другие начали купаться, третьи суетились у разведенных костров, помогая коку.

Я же со своими удочками направился к находившемуся за разбитым судном спокойному заливчику, где решил сначала выкупаться, а затем порыбачить. Меня не покидали тревожные мысли о создавшемся положении. Если удачно вывернулся на этот раз, то получил лишь некоторую отсрочку. Откуда ждать мне нового удара, нового предательского нападения из-за угла?..

Погруженный в эти нерадостные думы, я не заметил, как подошел вплотную к заливчику. Разделся, понежился на горячем песке, выкупался и принялся за рыбную ловлю. Тут уж мне некогда было раздумывать о своем положении. Начался такой бешеный клев, что я справлялся только с одной удочкой. Грузило с крючком не успевало доходить до дна, как за проволочную леску сильно дергало, и я с торжеством выбрасывал на берег одну крупную рыбу за другой. Я весь отдался рыболовной страсти.

Вскоре выкопанная мною на берегу яма оказалась до краев набитой разноцветной рыбой. Захватив удочки и самых крупных рыб, я пошел к месту нашей стоянки. Тотчас, же освободили один из котлов для ухи. Все мои рыбы оказались съедобными.

Солнце начало так сильно припекать, что я разлегся на песке под узенькой тенью бота. Невольно я загляделся на изжеванное бурей погибшее судно. Его высокая корма так мало пострадала, что в ней кое-где даже стекла в каютных люках уцелели. Зато в носовой части дыбом торчали голые зазубренные балки; судно походило на скелет. Бакланы уже давно облюбовали разбитый корабль: снизу доверху он был покрыт пометом и ослепительно белел на солнце.

Я представил себе последние минуты этого парусника. Море еще спокойно, но на востоке появилось маленькое зловещее пятнышко. Затем команда услышала тихий ропот. Это за горизонтом прятались и глухо ворчали ураганы. Небо заволакивается тяжелыми свинцовыми тучами. Темнеет. Полдень разом сменяется ночью. Шум растет. Налетают вихри. Тучи разрываются и грохочут, прорезанные пучками молний. Вверху — огненный дождь, а внизу — горящие волны. Белесоватая мгла полна отчаянных воплей. И вдруг неистовый ветер припадает невидимой пастью к океану и начинает его сосать: вода поднимается, нарост пухнет и вытягивается, пока не образуется смерч. Ураган мечется, свистит, ревет. Корабль — эта ничтожная щепка в дикой пляске стихий — несется прямо на рифы. Команда бросает якорь, чтобы задержать стремительный бег судна, но оно и кормой продолжает нестись к гибельному берегу. Обреченное судно кусает ветер, исступленно хлещут валы, и наконец беснующиеся рифы распарывают его днище с хищным сладострастием…

— Ипа-а-тьев! — раздался откуда-то далекий окрик. Я встал и начал оглядываться по сторонам. Вижу, с покатого холма медленно спускается Чурин, прихрамывая на левую ногу. Пошел навстречу и прыснул со смеху, взглянув на его лицо, на котором расползались грязные кирпично красные полосы, словно у клоуна в цирке.

— Тебе смешно, машинная затычка! — огрызнулся Чурин. — Побывал бы сам в моей шкуре, а не посылал меня вместо себя на эту чортову охоту.

Он сердито отшвырнул ружье, пошел к берегу и принялся за мытье своей одежды, с которой потекла мутная красноватая вода. Затем выкупался и, успокоившись, рассказал мне о своих приключениях. Охотники его скоро отшили, и он забрел в какое-то боковое ущелье, где земля отливала кирпично красным цветом. Почва крошилась под ногами и поднималась сухой удушливой пылью при малейшем порыве ветра. А тут еще норы на каждом шагу стали попадаться. В одну из них провалился и чуть не вывихнул ногу.

— Вот и все мои охотничьи развлечения, — закончил он. — Ну, а теперь твоя очередь. Зачем тебе понадобилось всучить мне ружье? Впрочем, обожди чуточку. Пить и есть досмерти хочется. Захвати-ка этот бочонок с водой, а я что-нибудь у кока выпрошу.

Скоро мы уютно сидели в сторонке от остальных на «диванчике», то-есть на причудливо выдолбленном большом сером камне, который прочно держался на одной узенькой ножке. И пока Чурин уписывал за обе щеки мясо, хлеб и картошку, я обстоятельно рассказывал о моем собственном приключении, а когда кончил, то он обалдело смотрел на меня.