Всемирный следопыт, 1930 № 12

А с севера между тем двигались карательные отряды генерала Орлова. Они без суда расстреливали милиционеров, пороли заподозренных в симпатиях к революционному движению и громили из пушек и жгли усадьбы, которые в какой бы то ни было мере служили базой для народной милиции. Отряды милиции отдельных волостей не были организационно об’единены. А действие артиллерийских снарядов так убедительно доказывало техническое превосходство пушки над охотничьей винтовкой и револьвером, что даже самые отчаянные сторонники активных действий признали, что открытое сопротивление карательным отрядам бессмысленно. Милиционеры уходили в подполье: в леса, в города, за границу.

Артур покинул родную волость, когда запылали знакомые усадьбы и была сожжена та усадьба, где он нашел приют после ранения. Он ехал глухими лесными дорогами, где редко встречались прохожие. Не встретил ни одного знакомого. Лес дремал. Прохладный покой нарушало только поскрипыванье полозьев, да чмокание и понукание возницы, торопившего ленивого коня:

— Ну-ну-у! На-а!

Не хотелось выезжать из леса, где каждое дерево казалось другом и верной охраной.

В поле, недоезжая до уездною городка, заметили конный отряд: он медленно двигался навстречу. Артур оглянулся: до леса было уже далеко, — не уйти на крестьянской кляче от гвардейских скакунов. Артур продолжал путь: паспорт на имя приказчика галантерейного магазина в Риге должен был его выручить.

Вахмистр с длинными светлыми усами зычно крикнул:

— Стой! Документ!

Пока улан рассматривал паспорт Артура, сзади отряда продвинулся вперед верховой в штатском. Он наклонился к Артуру. Парень с’ежился: на него смотрела холодная маска пастора.

_{На Артура смотрела холодная маска пастора}

Арестованных расстреливали за рыбацким поселком, на опушке леса, где общипанные северным ветром, но крепкие сосны вплотную подступали к морю. Снег тут был неглубок — неуемные ветры сметали его и смешивали с желтым приморским песком.

Одновременно с Артуром уланы привели трех батраков из соседнего княжеского имения — двух молодых, одного пожилого — и бывшего садовника из того же имения. Батраков забрали как зачинщиков летней забастовки, а садовник на одном из октябрьских митингов непочтительно отозвался о молодой княгине. Уланский полковник, командовавший карательным отрядом, обещал княгине «проучить» нахала за оскорбление.

Арестованные, окруженные спешившимися уланами, топтались на месте, движением стараясь согреть зябнущие ноги. День был морозный, ясный, от сосен падали на снег синеватые тени. Застывшее море было как безжизненная пустыня, глазу необозримая.

Артур провел последнюю ночь в холодном сарае, ему хотелось спать и не было охоты разговаривать с обреченными на смерть товарищами. Но когда заметил, что один из молодых батраков весь дрожит и стучит зубами, он подошел к нему.

— Август, как тебе не стыдно! Ты дрожишь перед этим несознательным элементом (Артур кивком головы указав на улан). Революционер должен просто смело глядеть на смерть.

Батрак широко раскрыл глаза и проговорил заикаясь:

— К-к-ак ты д-думаешь: сколько с-се годня градусов? Я д-думаю — градусов пятнадцать. А я без полушубка: взяли пряма с работы…

Артур, краснея, ответил:

— Ну, извини. Я не заметил.

Подошел садовник. То расстегивая, то застегивая красными пальцами среднюю пуговицу бараньей шубы, крытой серым сукном, он робко обратился к Артуру:

— Ты, Артур, может быть, об’яснил бы им, — он указал на улан, — рассказал бы им по-русски о моем деле. Нельзя же человека убивать неизвестно за что…

Уланы, опираясь на короткие кавалерийские карабины, тупо и сонно смотрели на осужденных. От солдат несло запахом спирта.

Артур ответил нетерпеливо:

— Не говори глупостей. Пьяные солдаты тут не при чем. А полковники знают, за что нас расстреливают…

Из местечка прискакал вестовой и что-то доложил ротмистру. Тот еле тронул коня и отдал приказ вахмистру.

— Бунтовщики, по местам! — скомандовал вахмистр. — К соснам!

Спотыкаясь в рыхлом снегу, вся группа арестованных направилась к соснам. Два улана принесли веревки.

Из местечка собирался народ — торговцы, базарные бабы, ребятишки, рыбаки; не подходя близко, наблюдали за тем, что делается у опушки леса. Первым привязали пожилого батрака, за ним молодого в рваном полушубке; оба они молчаливо и покорно сами стали к дереву. У садовника подкашивались ноги, — улан, путаясь в длинной шинели, поддерживал его. Рядом с Артуром стоял молодой батрак в одном лишь пиджачишке. Он жаловался: «Скрутили как мешок с зерном. А ведь я еще живой — больно…»

Артур тихо говорил вязавшим его уланам:

— Не верьте вашим офицерам, — мы не разбойники, мы боролись за народ…

Уланы угрюмо поглядели на него и отошли.

Взвод солдат выстроился перед обреченными на расстрел. Но ротмистр почему-то медлил отдавать последнюю команду.

Старший батрак сказал младшему:

— Мне надоело ждать. Скорее бы…

Голос младшего прозвучал надеждой:

— Может быть, еще не решено. Может быть, сейчас отдадут приказ освободить нас…