Однажды брат, несший послушание монастырского будильщика, вставши ранее утрени, ходил близ соборного храма, где почивают приснопамятные отцы и пустынники Саровские. И оттуда он в ночной тьме увидел перед кельей отца Серафима какого-то человека, который двигался быстро взад и вперед. Осенив себя крестным знамением, брат направился туда и увидел самого затворника. Чуть слышно произнося молитву Иисусову, он тихо, но быстро переносил поленницу дров с одного места на другое, ближе к келье. Обрадованный видением святого старца, послушник бросился к ногам его и, целуя их, просил благословения.
— Оградись молчанием и внимай себе! — сказал ему батюшка. И благословив счастливого наблюдателя, скрылся в свою келью.
Кроме этого, отец Серафим своими руками изготовил себе гроб с крышкой, выдолбив их из цельного дуба. И он всегда стоял у него в сенях, чтобы напоминать ему и другим о смертном часе. Около него особенно часто будет молиться преподобный пред кончиною своею. И после затвора не раз просил иноков: «Когда я умру, умоляю вас, братия, положите меня в моем гробе!»
Так потом и было сделано.
В таком строгом затворе святой Серафим провел пять лет, никого не принимая, ни с кем не беседуя и даже никому не отворяя своей кельи, кроме как для Хлеба Небесного и не всегда для пищи земной.
К концу этого периода, к монастырскому престольному празднику Успения Богородицы, приехал епископ Иона, впоследствии экзарх Грузии. Желая видеть затворника, о коем молва давно уже доходила и до далеких покоев тамбовских архиереев, он в сопровождении игумена отца Нифонта и других лиц направился к келье отца Серафима. Постучались они, но ответа оттуда, по обычаю, не было. Сказано было через дверь, что старца хочет видеть Владыка, но отец Серафим, как и всегда, молчал.
Тогда отец Нифонт предложил снять дверь с крюков и таким образом против воли узреть затворника. Но епископ рассудил за лучшее отказаться от своего желания, добавив со страхом: «Как бы не погрешить нам!»
И, оставив старца в покое, уехал из обители.
Затворник, опасаясь человекоугодничества, не изменил своего обета даже для епископа. А может быть, он духом прозревал в нем и нечто строптивое против себя, и маловерие в благодать Божию?..
Но дивны дела Божии: всего через несколько дней эти же двери раскроются, и не для монахов впервые, а для мирян...
Затворник выйдет на высший подвиг, выше которого уже нет на земле, — подвиг любви (см. 1 Кор. 13).
Глава VII
На высоте совершенства
Плодом столь долгих и чрезвычайных подвигов преподобного было бесстрастие, а оно, в свою очередь, является путем к вселению Духа Святого в сердце человека.
«Кто сподобился быть в сем устроении, т. е. бесстрастии, — говорит епископ Феофан Затворник, Вышенский, — тот еще здесь, облеченный бренною плотию, бывает храмом Живого Бога, Который руководит и наставляет его во всех словах, делах и помыслах, и он, по причине внутреннего просвещения, познает волю Господню, как бы слыша некоторый глас».
«И вот, наконец, Богообщение и Боговселение — последняя цель искания духа человеческого, когда он бывает в Боге и Бог в нем. Исполняется, наконец, благоволение Господа и молитва Его, чтобы, как Он в Отце и Отец в Нем, так и всякий верующий едино был с Ним (см. Ин. 17, 21)... Таковые суть —
«Достигшие сего суть таинники Божии, и состояние их есть то же, что состояние апостолов».
«Богоявление же является источником множества других благодатных даров, и первее всего — пламенной любви, по коей они с дерзновением удостоверяют:
«А любовь есть подательница пророчества, причина чудотворений, бездна просвещения, источник огня Божественного».
«Поелику такое состояние есть плод безмолвия, когда проходят его с разумом, то не все безмолвники оставляются в безмолвии навсегда. Достигающие чрез безмолвие бесстрастия и чрез то удостаивающиеся преискреннего Богообщения и Боговселения, изводятся оттуда на служение ищущим спасения и служения им, просвещая, руководя, чудодействуя. И Антонию Великому, как Иоанну в пустыне, глас был в его безмолвии, изведший его на труды руководства других по пути спасения, и всем известны плоды трудов его. То же было и со многими другими».
Это же самое теперь увидим мы и на богоносном Серафиме. Читая эти слова Затворника, подумаешь, будто они были списаны с живого лика преподобного, а между тем, они взяты с творений великих подвижников духа: святого Иоанна Лествичника (гл. 29 и 30), святого Исаака Сирина (с. 138 и др.) и Добротолюбия (III, V).
Это дивное единство есть не только очевидное свидетельство о едином, одушевляющем святых Пресвятом Духе Божием, но, безусловно, несомненное удостоверение правильности духовного пути всемирного светильника отца Серафима.
«Выше сего состояния апостольского мы не знаем на земле. Здесь и конец обозрению порядка богоугодной жизни».