Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский

И затем он повел меня к той же самой колоде, на которую, помолившись, посадил меня и сам сел. Не успели мы еще сесть, как вдруг тот же самый медведь вышел из густоты леса и, подойдя к отцу Серафиму, лег у ног его. Я же, находясь вблизи такого страшного зверя, сначала была в величайшем ужасе и трепете, но потом, видя, что отец Серафим обращается с ним без всякого страха, как с кроткою овечкою, и даже кормит его из своих рук хлебом, который принес с собою, в сумке, я начала мало-помалу оживотворяться верою. Особенно чудным показалось мне тогда лицо великого старца: оно было радостно и светло, как у Ангела. Наконец, когда я совершенно успокоилась, а старец скормил почти весь хлеб, он подал мне остальной кусок и велел самой покормить медведя. Но я отвечала: “Боюсь, батюшка, он и руку-то мне отъест!”, а сама между тем радовалась, думая про себя: если отъест мне руку, то я не в состоянии буду тогда и стряпать.

Отец Серафим посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: “Нет, матушка, верую, что он твоей руки не отъест!”

Тогда я взяла поданный мне хлеб и скормила его весь с таким утешением, что желала бы еще кормить его; ибо зверь был кроток и ко мне, грешной, за молитвы отца Серафима. Видя меня спокойною, отец Серафим сказал мне: “Помнишь ли, матушка, у преподобного Герасима на Иордане лев служил, а убогому Серафиму медведь служит. Вот и звери нас слушают, а ты, матушка, унываешь, а о чем же нам унывать? Вот если бы я взял с собою ножницы, то и остриг бы его в удостоверение. Богом тебя прошу, матушка, не унывай никогда и ни в чем, но всегда подражай смирению преподобной Исидоры: она в монастыре была в последних у всех, а у Бога — первая, потому что не гнушалась никаким послушанием”.

... Я еще подумала: вот как я буду рассказывать сестрам об этом дивном чуде!

А отец Серафим на мои мысли отвечал:

“Нет, матушка, прежде одиннадцати лет после моей смерти никому не поведай этого, а тогда воля Божия откроет, кому сказать”.

Впоследствии, точно через 11 лет, сестра Матрона впервые рассказала все крестьянину Ефиму Васильеву, занимавшемуся тогда уже живописью и рисовавшему портрет отца Серафима.

В другой раз свидетельницами такого же чуда были настоятельница Александра с сестрою Анною.

«Не заходя в монастырь, мы, — пишет она, — отправились прямо в “дальнюю пустынь” старца и, подходя к ней, видим батюшку, сидящего на отрубочке... Вдруг... выходит из лесу огромной величины медведь на задних лапах... Руки у нас похолодели, в глазах потемнело.

Старец же сказал:

“Миша, что ты пугаешь сирот? Ступай-ка лучше назад, да принеси нам какое-нибудь утешеньице, а то мне теперь нечем их и попотчевать”.

... Медведь двинулся назад и ушел в лес... Часа два прошло с тех пор в сладкой беседе с отцом Серафимом в его келье, как вдруг снова является этот же самый медведь, ввалился в келью и рявкнул. Старец подошел к нему.

“Ну, ну, Миша, давай-ка, что ты нам принес”. Медведь, встав на задние лапы, подал отцу Серафиму что-то завернутое в листья и чем-то опутанное. Оказалось, что в свертке был самый свежий сот чистого меду. Старец взял от него мед и молча показал ему рукою на дверь. Дикий зверь как будто поклонился, и старец, вынувши из своей сумочки кусочек хлеба, подал ему, и он снова ушел в лес».

Были сестры свидетельницами и других событий. «Велика же была вера сестер в силу молитв батюшки отца Серафима, — говорит автор летописи, — и многих современников она удивляла. Больная мать Каллиста рассказывала такой случай. Однажды ехали они на Саровскую мельницу, и вдруг лошадка споткнулась, упала и ногу свихнула так, что не могла уже встать. Сестры напугались: не знали, что делать с возом и как домой вернуться? Заплакали и закричали: “Батюшка Серафим! Помоги нам!” На этот крик и плач подошли монахи, и один из них как ударил лошадку, она вскочила, нога у нее хрустнула, и сустав встал на место, так что в одну секунду все прошло. Другой монах, смотря на случившееся, произнес: “Ну, братия, у нас нет такой веры, как у монашенок. Как они закричали: “Батюшка Серафим, помоги нам!” — вот он и сотворил чудо: помог им, по вере их”».

Много необыкновенного, поразительного, почти невероятного для ума человеческого совершилось чрез Божия старца в деле устроения Дивеевского монастыря. Но об этом расскажем дальше. А сейчас упомянем лишь об одном небольшом, но чрезвычайно важном сообщении Дивеевской сестры Варвары, которое свидетельствует о совершенстве, святости, богоподобности угодника.

«Раз я прихожу к батюшке Серафиму в пустыньку, — рассказывает она, — а у него на лице мухи, и кровь ручьем бежит по щекам. Мне жаль его стало, хотела смахнуть их, а он говорит: “Не тронь их, радость моя: всякое дыхание да хвалит Господа”. Такой он терпеливец!»

Но не в терпении было тут главное дело, а в жалении всякой твари Божьей, что, по словам святого Исаака Сирина, является признаком совершенства.

... Однако, несмотря на это достигнутое бесстрастие и высоту, преподобный и теперь не переставал нести подвиги: возвращаясь из «ближней пустыньки» в обитель, он вкушал здесь пищи немного; да и то один раз.