Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский

Но особенно стали соблазняться о.Серафимом, когда он принял на себя близкое попечение о Дивеевском монастыре. За ним даже стали следить. Монахиня Евпраксия об этом рассказывает следующее: “То всем уже известно, как не любили саровцы за нас батюшку о.Серафима; даже гнали и преследовали его за нас постоянно, много, много делая ему огорчения и скорби! А он, родной наш, все переносил благодушно, даже смеялся; и часто, сам, зная это, шутил над нами. Прихожу я к батюшке-то, а он всем ведь при жизни-то своей сам питал и снабжал нас всегда с отеческою заботою, спрашивая: “Есть ли все? Не надо ли чего?” Со мною, бывало, да вот и с Ксенией Васильевной (монахиней Капитолиною), и посылал, больше меду, холста, елею, свечей, ладану и вина красного для службы. Так-то и тут: пришла я, наложил он мне по обыкновению большую суму-ношу, так что насилу сам ее с гробика-то поднял, инда крякнул, и говорит: “Во, неси, матушка, и прямо иди во святые ворота, никого не бойся!”... А в ту пору в Сарове-то стояли солдаты и всегда у ворот на часах были. Саровские игумен и казначей с братиею больно скорбели на батюшку, что все дает-де нам, посылает. И приказали солдатам-то всегда караулить да ловить нас; особенно же меня – им указали... Только подошла я это к воротам, читаю молитву, солдаты-то двое сейчас тут же меня к игумену в сени: его звали Нифонтом; он был строгий, батюшку Серафима не любил, а нас еще пуще. Приказал он мне так сурово развязать суму. Я развязываю, а руки-то у меня трясутся, так ходуном и ходят, а он глядит. Развязала, вынимаю все, а там старые лапти, корочки, сломанные отрубки да камни разные, и все-то крепко так упихано”.

– Ах, Серафим, Серафим! воскликнул Нифонт. – Глядите-ка, вот ведь какой: сам-то мучается, да и Дивеевских-то мучает. – И отпустил меня. А однажды о.игумен счел нужным даже прямо сказать преподобному по поводу этих соблазнов. Это было так. Старец шел из пустыньки в монастырь. Его встретил о.Нифонт и начал говорить, что братия смущаются им: “Особливо тем соблазняются, что ты оказываешь милостивое попечение сиротам Дивеевским”.

Выслушав это, о.Серафим упал ему в ноги, а потом со смиренным духом, но внушительно сказал: “Ты – пастырь: не позволяй же всем напрасно говорить, беспокоить себя и путников, идущих к вечности. Ибо слово твое сильно, и посох, как бич, для всех страшен”.

Отец Нифонт умолк и оставил все по-прежнему. Однако впоследствии, по наговорам на преподобного, от Тамбовской консистории пришел указ произвести над о.Серафимом следствие, которое и было поручено тогдашнему казначею, впоследствии настоятелю обители, о.Исаии II. Ничего преступного, конечно, найти не могли... Но не могли и понять высоты бесстрастия святого: это для нас, грешных, слишком высоко”.

“Бесстрастный ко всем предметам, возбуждающим страсти, – пишет епископ Феофан Затворник, со слов святого Иоанна Лествичника, – стал нечувствителен так, что они никакого действия на него не производят, хотя находятся пред очами его. Это оттого, что он весь соединен с Богом. Приходит он в блудилище, и не только не чувствует движения страсти, но и блудниц приводит к чистому и подвижническому житию” (Лествица, сл.29).

Но где же понять это нам, страстным! Всякий смотрит из собственного окна грешной природы своей и в других видит то, что ему самому знакомо.

В Сарове работал лихачевский крестьянин Ефим Васильев. Однажды, подходя к пустыньке, он увидел, как о.Серафим беседовал с молодою девицею, лет 16, хорошо одетою, и подумал про себя: “О чем это батюшка так беседует с нею? Какие еще наставления идут к ее возрасту?”

Когда же он подошел ближе, прозорливый старец мирно сказал ему: “Я ко всему мертв, а ты что думаешь?”

Соблазнившийся упал ему в ноги, прося прощения. “Успокойся, – сказал батюшка, – и больше не повторяй” .

...Да, он был уже мертв, но не могли вместить его живые. Понимая это, о.Серафим, по указанию Божией Матери, и решил оставить затвор, чтоб в пустыньке свободнее делать свое апостольское дело спасения души, а в частности устроение “удела Божией Матери” – Дивеева.

А кроме того, пустынь была нужна и ему самому для отдыха от бесчисленных посетителей и для молитвенного уединения.

И вот утром 25 ноября о.Серафим вышел из своей кельи и направился к настоятелю за благословением удаляться по-прежнему в дальнюю свою пустыньку. Отец Нифонт благословил. И старец направился в лес.

В двух верстах от обители был родник, называвшийся “Богословским” по имени святого Иоанна Богослова, икона которого стояла над ним. А в четверти часа ходьбы от него стояла келья пустынника о.Дорофея, лишь два месяца тому назад скончавшегося. На пути сюда совершилось чудное видение. Вот как рассказывается о нем в записках Мотовилова [13]: