Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

Адольф Вагнер не отличался остротой ума и был никудышным экономистом. То же самое относится к его сторонникам. Но они были не настолько бестолковы, чтобы не понимать, что покровительственные тарифы не спасут от предсказываемых ими опасностей. Рекомендуемым ими средством было завоевание дополнительных территорий – война. Они потребовали защиты для немецкого сельского хозяйства, чтобы поощрить производство на тощих землях, потому что хотели обеспечить Германии сельскохозяйственную независимость в предстоящей войне. Для них импортные пошлины на продовольствие были краткосрочным средством на переходный период. Окончательным решением была война и завоевание. Однако неверно было бы считать, что Германия обратилась к политике протекционизма в порядке подготовки к войне. Вагнер, Шмоллер и другие катедер-социалисты{49} издавна проповедовали евангелие завоевания на своих лекциях и семинарах. Но до конца 1890-х годов они не рисковали пропагандировать эти взгляды в печати. Более того, соображения военной экономики могут оправдать только покровительственные сельскохозяйственные тарифы; эти аргументы не приложимы к продукции обрабатывающей промышленности. Необходимость подготовки к войне не играла важной роли в протекционистской защите немецкой промышленности.

Главным мотивом установления пошлин на промышленные товары была Sozialpolitik. Прорабочая политика привела к росту производственных издержек и сделала необходимым защитить ее краткосрочные результаты. Внутренние цены пришлось поднять выше мирового уровня, чтобы избежать дилеммы: либо понижение денежной заработной платы, либо сокращение экспорта и рост безработицы. Каждое очередное достижение Sozialpolitik и каждая успешная забастовка вносили беспорядок и ухудшали положение немецких предприятий, терявших способность соперничать с иностранными конкурентами на внешнем и внутреннем рынках. Знаменитая Sozialpolitik была возможна только под прикрытием покровительственных тарифов.

Так Германия создала характерную для нее систему картелей. С внутренних потребителей картели взимали высокие цены, а за границу отдавали товары по дешевке. Прибавка зарплаты рабочих, полученная благодаря трудовому законодательству и профсоюзам, съедалась возросшими ценами. Правительство и профсоюзные лидеры хвастали успехами своей политики: рабочие получили более высокую денежную заработную плату. Но реальная заработная плата увеличивалась только в меру роста предельной производительности труда.

Но все это было понятно лишь отдельным наблюдателям. Некоторые экономисты оправдывали протекционизм в промышленности необходимостью защиты плодов Sozialpolitik и профсоюзного движения – так называемый социальный протекционизм (den sozialen Schutzzoll). Они не сумели понять, что весь процесс демонстрирует тщетность усилий по улучшению условий труда посредством насильственного вмешательства государства и профсоюзов. Значительная часть публики вообще не догадывалась о наличии тесной связи между Sozialpolitik и протекционизмом. По их мнению, картелирование и монополизация экономики являлись лишь одними из многих отвратительных последствий капитализма. Они яростно обличали алчность капиталистов. Марксисты интерпретировали этот феномен как концентрацию капитала, предсказанную Марксом. Они намеренно игнорировали тот факт, что все это было не результатом свободного развития капитализма, а следствием государственного вмешательства, тарифов и – в случае таких отраслей, как добыча угля и производство поташа, – прямого государственного принуждения. Отдельные менее проницательные университетские социалисты (Луйо Брентано, например) в своей непоследовательности доходили до того, что одновременно обосновывали свободу торговли и радикальную прорабочую политику.

В течение 30 лет, предшествовавших Первой мировой войне, Германия сумела затмить все другие европейские страны своей прорабочей политикой, только потому что пошла по пути протекционизма и картелирования экономики.

Позднее, когда в ходе депрессии 1929 г. и последующих лет численность безработных сильно выросла из-за того, что профсоюзы требовали, чтобы заработная плата оставалась на том же уровне, что и в период бума, сравнительно мягкий таможенный протекционизм превратился в гиперпротекционистскую политику системы квот, которой сопутствовали девальвация марки и валютный контроль. В то время Германия уже не была лидером в области прорабочей политики – ее превзошли другие страны. Великобритания, бывшая когда-то поборником свободы торговли, переняла немецкую идею социальной защиты. Так же поступили и другие страны. Современный гиперпротекционизм является следствием современной Sozialpolitik.

Не приходится сомневаться, что почти 60 лет именно Германия подавала Европе пример как Sozialpolitik, так и протекционизма. Но соответствующие проблемы касаются не только Германии.