Нацисты постоянно говорят о расе и расовой чистоте. Они утверждают, что их политика строится на новейших достижениях антропологии. Однако в действительности их политика полностью игнорирует вопросы расовой принадлежности. Всех говорящих на немецком языке белокожих, кроме евреев, они причисляют к арийцам. При этом никакие телесные характеристики не учитываются. По их мнению, все, кто говорит на немецком языке, – это немцы, даже если нет сомнения, что перед вами потомки славян, итальянцев или монголов (венгров или угрофиннов). Нацисты заявляли, что вступили в решающую войну между нордической расой господ и второсортными народами. Но в этой войне они вступили в союз с итальянцами, которых их расовая доктрина объявляет полукровками, а не чистой расой, и с принадлежащими к монголоидной расе японцами – узкоглазыми, желтокожими и черноволосыми. С другой стороны, они с презрением относятся к нордическим скандинавам, которые не сочувствуют их планам установления мирового господства. Нацисты именуют себя антисемитами, но при этом помогают арабским племенам, воюющим с англичанами, которых они сами причисляют к нордической расе. Арабы говорят на языках семитской группы, и нацисты называют их семитами. Кто имеет больше оснований считать себя «антисемитом» в противостоянии, происходящем в Палестине?
Даже расовый миф не был создан в Германии. Он имеет французское происхождение. Его создатели, особенно Гобино, стремились оправдать привилегии французской аристократии, продемонстрировав происхождение дворянства от благородных франков. Этот факт породил в Европе ошибочное представление о том, что и нацисты признают притязания князей и дворянства на политическую власть и кастовые привилегии. Однако немецкие националисты считают весь немецкий народ – за исключением евреев и их потомков – однородно благородной расой. Внутри этой благородной расы не проводится никаких различий. Немецкость – это высшая степень знатности. По нацистским законам все немецкоязычные люди являются соотечественниками (
Правда, в период перед Первой мировой войной националисты тоже придерживались очень популярного некогда в Германии предрассудка, что прусские юнкеры – прирожденные военачальники. Это все, что осталось от старой прусской легенды к 1918 г. К тому времени все забыли о плачевном поражении прусских войск в 1806 г. Никто не вспоминал о скептицизме Бисмарка. Бисмарк, мать которого была неаристократического происхождения, заметил, что Пруссия умеет из младших офицеров воспитывать непревзойденных полковых командиров, но что касается офицеров более высокого ранга, Пруссия больше не производит столь же способных командиров, как во времена Фридриха II[100]
. Однако прусские историки так настойчиво превозносили деяния прусской армии, что заставили умолкнуть всех критиков. Пангерманисты, католики и социал-демократы с равной неприязнью относились к надменности юнкеров, но были совершенно убеждены, что юнкеры особенно пригодны для командных должностей в армии. Люди сетовали на то, что тех, кто не имеет аристократического происхождения, не допускают в королевскую гвардию и во многие кавалерийские части, а также на презрительное отношение к ним в армии в целом, но никогда не пытались оспорить прав юнкерства на господствующие позиции в армии. Даже социал-демократы полностью доверяли качествам офицеров прусской армии. В 1914 г. все слои немецкого общества твердо верили в решительную победу Германии, и в основе этого лежала прежде всего завышенная оценка военного гения юнкеров.Никто не заметил, что немецкое дворянство, давно утратившее ведущие позиции в политической жизни, оказалось на грани утраты главенствующего положения в армии. Оно никогда не блистало в науке, искусствах или литературе. Его вклад во всех этих областях несравним с достижениями британских, французских и итальянских аристократов. При этом ни в одной другой стране положение аристократов не было столь благоприятным, а простолюдинов – столь невыгодным, как в Германии. В расцвете своей жизни и славы Гёте с горечью писал: «Не знаю как в других странах, но в Германии только дворянину доступное некое всесторонне, я сказал бы, всецело личное развитие. Бюргер может приобрести заслуги и в лучшем случае образовать свой ум; но личность свою он утрачивает, как бы он ни исхищрялся»[101]
. Но не дворяне, а бюргеры создали произведения, давшие Германии право называться «страной поэтов и мыслителей».