Всему свое время

— Лика! Ты?! — Парень просиял, обнял ее крепко, по-дружески. — Вот так встреча! А я, представь, совсем недавно думал о тебе! Однако ты похорошела… Как дела?

— Эх, Павлуша, — Лика слегка нахмурилась, — лучше не спрашивай… Как ты? Где пропадал? Даже не позвонил ни разу!

— Пойдем куда-нибудь, расскажу, — он взял ее за локоть. — У меня ведь, Лика, совсем другая жизнь теперь.

— Охотно верю. Пойдем, — и они покинули заснеженную набережную.

С Павлом Лика познакомилась, когда поступала в институт. Он рвался в актеры, но всем было понятно, что это не его стезя. Уж если кто и мог получиться из Пашки, то это поэт. Стихи лились из него практически неиссякаемым потоком. Они словно самодостаточные существа не давали ему покоя, ни днем ни ночью. Он выводил неровные строчки своим по-детски корявым почерком везде, где только мог: на клочках бумаги, на своих ладонях, на стенах, однажды даже умудрился написать четверостишье на экзаменационном билете. После чего, кстати, ему и сказали, что в актеры его не возьмут. Пашка слонялся по институту с видом побитой собаки, но мастер настойчиво продолжал ему втолковывать, чтобы он выбросил из головы бредовую идею об актерстве и занялся стихами. Пашка сдался.

Первый год он еще появлялся. Веселый, восторженный, с горой новых стихов, а потом исчез. Исчез так, что никто и ничего о нем не слышал. Пашку знали и любили все, включая мастера, который отфутболил его с курса. Он был славный парень. Карие лучистые глаза, пухлые улыбающиеся губы, вечно непослушные локоны и такие же непослушные стихи. Поэтому, когда Пашка так неожиданно и основательно пропал, по нему все скучали.

И вот теперь, спустя три года, Лика его встретила. Пашка заметно возмужал, стал серьезнее и, как показалось Лике, сдержаннее. Он стал носить очки в тонкой металлической оправе, отрастил небольшую аккуратную бородку и точно такие же усики, что делало его лицо утонченным и одухотворенным. А может, одухотворенным рал его тот свет, что был у него внутри? Лика решила, что так и есть. Что-то появилось в Пашке такое, чего не было. И что-то бесследно исчезло. Но только вот что?

Они зашли в маленькое кафе неподалеку и заказали по чашке кофе. Пашка стал рассказывать. К концу его рассказа Лика поняла, что именно появилось и что именно исчезло. А еще, к концу разговора, он перестал быть для нее Пашкой и стал Павлом.

Пропал он тогда в Москве. Поехал показывать свои стихи, которых к тому времени набралось едва ли не пара сотен. Там ему сказали, что, мол, талант у вас, молодой человек, несомненно есть, вот только… Вот только стихи у вас, простите, неровные, незрелые, детские, неуверенные и не отточенные. Учиться надо. Руку набивать. Пашка впал в уныние. Потом в отчаяние. Но теперь готовится к выходу его первый сборник.

Лика, сама переживающая кризис, осторожно спросила его, как он одолел «черную полосу».

— Тебе правда это интересно? Важно? — Пашка изучающе посмотрел ей в глаза. — Да, вижу… — Он вздохнул и улыбнулся. — Все просто, Лика. Я обратился к Богу Это — единственное, что вечно, что неизменно, что имеет смысл. Без этого и жизнь — не жизнь.

Лика обмерла. Она рассказала ему о собственных попытках и собственных переживаниях, о том, что у нее ничего не получается, что она не может одолеть как бы внутреннее сопротивление, что борется и проигрывает, но чувствует, что жить так же, как раньше, не может…