Невинный процесс поглощения горячего супа вдруг показался Бет таким интимным и чувственным, что она подумала: стоять и смотреть, как человек ест свой суп, просто идиотизм. И, прежде чем кто-нибудь успел заметить ее неуклюжее замешательство, она сделала изящный пируэт и с элегантностью прима-балерины принялась разносить кушанье остальным. Обслужив всех, Бет осмотрелась, ища куда сесть, а Фил, перехватив ее взгляд, заботливо освободил ей место рядом с собой.
Весьма неохотно она села с кинооператором, а когда принялась за похлебку, старалась не смотреть в сторону Джошуа, который явно следил за ней над краем чашки. Но он смотрел не только на нее, а на них обоих, на эту парочку, оказавшуюся напротив него. Парень, похоже, конченый человек. Прекрасно. Здесь не о чем беспокоиться. Она к нему наверняка привязана. Перетерпеть пару часов, а потом она уйдет. Исчезнет, оставшись в памяти солнечным лучиком, блеснувшим ему на мгновение после стольких лет, прожитых в полном затмении.
Глядя в эти минуты на Джошуа, любой удивился бы, как в одном взгляде могут одновременно уживаться и нежность, и гнев, и усмешка. Бет решила игнорировать его и целиком сконцентрировалась на еде. Но поле ее зрения, к несчастью, включало в себя и то место, откуда потемневшие глаза ловили каждый ее взгляд, брошенный ненароком над разделяющим их пламенем костра.
Когда Фил повернулся к Бет спросить ее о чем-то, он перехватил один из таких обменов взглядами. Тень скользнула по его лицу. Заметив слишком хорошо известные ей признаки ревности, Бет попыталась разрядить возникшую напряженность рассказом о сегодняшней встрече с сусликом.
Как она и надеялась, Фил отвлекся, и Бет могла теперь спокойно оценить достоинства трапезы.
— У юной леди, как я вижу, прекрасный аппетит, — сказал Стюарт.
Фил успел ответить раньше девушки:
— Да уж, всякий раз, как мы обедаем, я с тревогой прикидываю будущие расходы. Бог свидетель, но, вероятно, в первый же год после женитьбы мы разоримся на одной еде.
— О, вы намерены пожениться? Когда? — поинтересовался Стюарт.
— Скоро! Сразу же, как только я получу ее согласие.
Фил обнял девушку одной рукой и улыбнулся, ожидая ее ответа. Вокруг костра воцарилось заинтересованное молчание.
Боже, как раз то, чего она боялась! Бет собиралась просить Фила, чтобы он не делал этого, но возможности переговорить с ним так и не оказалось. И теперь, когда он понял, что она не намерена отвечать, задорные огоньки угасли в его глазах. Кристально-голубые глаза больше напоминали теперь линзы, так что взгляд его гневно ударил ей в зрачки отраженным огнем костра. Но говорить ее не могла заставить даже его все возрастающая ярость. Наконец он убрал руку с ее плеча.
Весь эпизод показался ей омерзительнее любого фрейдистского кошмара. Что там прогулка голого человека перед толпой незнакомцев! Теперешняя ситуация гораздо хуже. Фил выставил ее в самом идиотском виде. А все этот Стюарт Хантер! Ни с того ни с сего проявил такую отвратительную бесцеремонность, забыв хорошие манеры, которые, казалось, были неотъемлемой частью его характера. А теперь пытается загладить свою неловкость, уводя от нее всеобщее внимание:
— Как общество посмотрит на то, чтобы мы завершили наш восхитительный ужин бутылочкой шампанского?.. Ох, что это я! Ведь я забыл прихватить на вулкан шампанское, так что придется нам и дальше обходиться шерри. Но это тоже неплохо.
Он обошел всех и каждому налил в кофейную чашку ликеру, надеясь, вероятно, что вся эта болтовня и все эти действия рассеют создавшуюся напряженность. Пока все сидели в тягостном молчании, потягивая шерри, хозяин принялся деятельно подправлять костер, потом уселся, прокашлялся и наконец сказал:
— Во всем мире не найти места лучше, чем лагерь на склоне пробуждающегося вулкана, для рассказа старомодных историй о привидениях. Почему бы нам не заняться этим?
Джошуа захлестнула волна ярости и раздражения. Как может отец предлагать такие забавы? Разве он забыл, что его сын пережил нечто столь тошнотворно ужасное, отчего, расскажи он это сейчас, Бет… — да что Бет! — все тотчас разбегутся от костра?
Глаза его помимо воли все время искали это красивое личико, светящееся в отблесках пламени. Такого сильного волнения он не испытывал уже лет двенадцать, но понимал: нельзя вернуться к тому, что довелось испытать в юности.
В этот момент Джошуа всем существом почувствовал, как огромная темная масса полуразрушенного склона горы придвинулась к костру почти вплотную. Ощущение пережитого некогда ужаса с такой силой вернулось к нему, что он, казалось, вот-вот лишится рассудка. Одного не мог он понять: были ли эти глаза, следящие за каждым его движением, печальны и любящи, или их переполняла бешеная ненависть?