Всему вопреки

Но девушка явно не склонна была поддерживать разговор. Она в основном молчала, лишь изредка отделываясь односложными фразами.

Они остановились у придорожной закусочной и, не выходя из машины, купили по два гамбургера — жалкая замена так и не состоявшегося ужина с Дорис «в лучшем ресторане города». Ребекка ожесточенно набросилась на еду, словно полуостывший гамбургер был ее личным врагом. Что ж, по крайней мере, она не потеряла аппетита.

В мотеле Джейк испытал одновременно облегчение и разочарование, узнав, что им не достанутся смежные номера. Мгновение он размышлял, не взять ли один номер на двоих — ведь человек, который испортил тормоза «вольво», наверняка может устроить новое покушение на Ребекку. И тогда Джейк должен быть рядом с ней, чтобы вовремя прийти на помощь.

Если тормоза и вправду были испорчены намеренно. Если это покушение, а не досадная случайность. Если он попросту не ищет предлога провести ночь с Ребеккой…

В конце концов Джейк заказал два раздельных номера и вернулся к машине.

— Твой номер — сто сорок пятый, — сказал он, протянув Ребекке ключ. — Там есть дверь, которая выходит во внутренний двор, прямо к бассейну.

Девушка криво, неестественно усмехнулась, взяла ключ и выбралась из машины. Джейк занес ее вещи в номер.

Комнаты здесь были обставлены поприличней, чем в Эджуотере, но выглядели так же безлико.

Остановившись около кровати, Ребекка оглядела номер. Потом она повернулась к Джейку, и выражение ее лица живо напомнило ему Мэри Джордан. Это было лицо женщины, которую преследуют призраки.

— Спасибо, что занес вещи, — сказала она.

Джейку до смерти хотелось шагнуть к ней, обнять, прижать к себе, утешить, зацеловать до бесчувствия, добиться того, чтобы пламя страсти прогнало боль и горечь из этих зеленых русалочьих глаз.

Вместо этого он застыл в проеме двери, опершись одной рукой о косяк, не смея прикрыть эту дверь и остаться внутри наедине с Ребеккой. Иначе одному Богу известно, какие еще глупости он сотворит.

— Послушай, — сказал он глухо, — сегодня вечером, пока мы ездили в парк, у Дорис что-то произошло, и это «что-то» вынудило ее отказать нам в ночлеге. Как нам знать, в чем тут дело? Можно гадать всю ночь и все равно не найти ответа. Вид у нее был смущенный, даже испуганный. Может быть, ты здесь вовсе и ни при чем.

Ребекка устало опустилась на край кровати, положила на колени подушку и принялась зачем-то разглаживать белоснежную наволочку, при этом старательно избегая его взгляда.

— Первое, что приходит мне в голову: Мэри Джордан рассказала ей, что я — внебрачная дочь Бена.

— Но при этом ты все равно осталась бы внучкой Дорис, так что этот выстрел не попал в «яблочко». Черт, да ей, быть может, просто позвонил старый приятель и попросил высвободить для него вечерок!

Ребекка тускло усмехнулась.

— Эту идею я бы тоже не назвала попаданием в «яблочко».

— Пусть так, но ведь ты понимаешь, к чему я клоню? Мы не знаем, в чем дело. Нельзя понять, почему человек совершает тот или иной поступок — если только сам он тебе об этом не скажет. И даже тогда нельзя быть уверенным, что он сказал правду.

Девушка швырнула подушку на кровать и откинулась, опершись на локти.

— Спасибо, что поделился со мной этим образчиком несказанной мудрости. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я, как выяснилось, ничего не знаю о людях. Я поняла это с того самого дня, когда обнаружила, что я — приемыш.

Что ж, и горький сарказм лучше отрешенной скорби, которая владела ею всю дорогу до мотеля.

— Нет, тогда ты еще ничего не поняла — иначе не пустилась бы в бесполезные поиски. Если б ты еще в тот день ясно поняла, что не знаешь людей, то смиренно порадовалась бы и тому, что твои родители — я имею в виду Паттерсонов — любили тебя так долго. Гораздо дольше, чем это случается с другими.

Ребекка вздрогнула, как от удара, но Джейк-то знал, что именно это она и должна была от него услышать. И ему хотелось кричать на нее, трясти за плечи, ругаться последними словами, пока она не осознает правду, пока не перестанет страдать от каждого удара судьбы. А потом теснее прижать ее к себе и нежностью залечить ее раны.

Ребекка вдруг резко встала и подошла к одежному шкафу.

— Я знаю, что отец и мама любили меня, — сказала она тихо, глядя на отражение Джейка в зеркале — словно ей не хватало смелости обращаться прямо к нему. Голос ее звучал тихо, но твердо. — Они любили меня… и все человечество. Они были чудесными, замечательными людьми, и мне здорово повезло, что они пригрели меня после того, как от меня отказалась настоящая мать. Впрочем, они заботились обо всех несчастных. Комната для гостей в нашем доме никогда не пустовала. Жена, избитая мужем… Семейство, потерявшее работу… Если у кого-то из этих людей были дети, они помещались в моей комнате. Я почти ненавидела свою эгоистичную натуру, потому что мечтала, чтобы все эти люди куда-нибудь сгинули, а мама и папа любили бы только меня одну. Я получала от них гораздо больше, чем заслужила — теперь-то я это понимаю…