Всемуко Путенабо

– На вполне логичную просьбу не подключать посторонних ты наплевал, что сразу похоронило наш вполне посильный деловой договор, – несется из трубки. – И тем не менее, мы не будем нелюдями. Оставляем тебе половину шансов.

– В каком смысле? Что я должен сделать?

– Пока только слушать. Ты очень любишь Алену?

– Да!

– А Павлика?

– Да!

Томительная пауза.

– Выбирай.

– ?!

– Пять секунд на размышление. Кто из них вернется – зависит от тебя. Про второго забудь. Пять секунд, время пошло.

– Не надо! Я отдам все! Сделаю все, что попросите!

– Один.

– Я же вас потом найду…

– Два.

– Возьмите меня вместо них!

– Три.

Отнимается язык. Отнимаются мысли.

– Четыре.

Мир сузился до размеров точки, грозящей взрывом. Взрыв разнесет в клочья голову и сердце – новый Большой взрыв, уничтожающий прошлую Вселенную и рождающий новую. Мир без Кирилла. Потому что – зачем?

– При «пяти» подписываешь приговор обоим, – вставляет голос.

Соленый туман.

Чугун на плечах.

Дрожь и пустота.

– – – – – – -

Дом, милый дом!

Опухшие блины некогда симпатичных рях глядят на него с упреком: бросил, гад? Прохлаждался, пока здесь от тоски и безденежья помирали?

«Родненькие вы мои…» – умиляется Вращ, входя в тепло привычности.

Добрался. Денег хватило только на электричку. Позор.

Зато цел. Развязать руки проблемы не составило, он склизкий, как водный змей, и гибкий, как пиявка. А вот без шапки плохо было, едва не окочурился. Выдержал. Здравствуй, родная столица, дорогая моя Москва.

Придется придумывать новый способ заработка. Не девочки и не шантаж. Он уже понял – не его это. Хватит. Чтоб еще раз в такие приключения… Куда-то из дома… Да ни ногой.

Как же хорошо дома!

Грохот. Панический визг здесь и вылетевшая дверь там. Вламываются два гибрида гамадрила с гиппопотамом и берут его под белы рученьки:

– Вращ?

Когда тело трясется – голова кивает.

– Бери все, чем грозился одной прелестной девушке, и побыстрей. Ждать не любим, забывчивости не простим. Поедешь с нами.

«Ох, Эсмеральда… А думал – удача».

– К-куда? – Он суетливо собирает снимки и документы, понимая, что эти шутить не будут.

Они смеются:

– Далеко. В один прекрасный маленький город, где серьезные люди хотят задать тебе пару вопросов.

Мышцы обмякают и превращаются в безвольные тряпочки. Словно в надутый воздушный шарик – нагретым паяльником.

– – – – – – -

Рай близок. Перед глазами. Но эти двери закрыты для него.

Пристроиться к створкам и протискиваться, протискиваться, немея от причащения к божественному…

Ох, как трудно перебороть. Рано. Подождать всего день…

Часть 5. Ночь с субботы на воскресенье

– Стоп! Чего еще? Только не говори, что финансирование закрыли.

– Стрельников не приедет. Занят в другом месте.

– Насколько занят? Обещал! У нас контракт!

– Там платят больше. Намного.

– Капец. То Выжигалов, то Стрельников…

Взгляд падает на временно взятого уборщика.

– Эй! Хочешь заработать?

Счастливое лицо малооплачиваемого мигранта каждой мышцей кричит, что, несомненно, да!

– Сценарист! Переписывай роль Стрельникова под лицо кавказской национальности. Так даже колоритней получится.

Сценарист с сомнением глядит на подбоченившегося таджика:

– Какой из нашего Амирджона кавказец?

– Замечательный! И нос нужный. – Режиссер поворачивается к Амирджону: – Скажи: «Иды суда».

– Иды суда.

– Класс! Чего остальные встали? Работаем, не отвлекаемся. Все проблемы решены.

– А национальный вопрос? Нас со свету сживут, клип с ротации снимут.

– Какой такой национальный вопрос? Где? Потому что роль Стрельникова у нас отрицательная?

Взгляды разбегаются. Сценарист тоже отводит глаза:

– А в Штатах давно кино без хорошего черного или желтого невозможно. А если с плохим – себе дороже. Даже автобиографичное и историческое. Полный маразм, но в этом плане мы им в зад дышим. Уже почти воткнулись. Лучше перестраховаться.

Режиссер негодует: