Всеобщая история чувств

Чувственные ощущения – в своей ясности или же, напротив, трудноуловимости – не помогают осмыслить картину реальности, а раскладывают ее на отдельные звучные ноты и вновь собирают их в понятные нам мелодии. Они выхватывают случайные примеры. Они позволяют мгновению устоять перед лавиной. Органы чувств просеивают элементы, согласовывают воспринятое между собой, идут на взаимные уступки, – и в результате между ощущениями устанавливаются хрупкие, едва заметные связи. Жизнь стремительным бурным потоком обрушивается на всё и вся. Чувства доставляют в мозг информацию, рассыпанную на мельчайшие осколки, как пазл. Когда достаточное количество осколков складываются в нужном порядке, мозг говорит: корова. Я вижу корову. Это может случиться задолго до того, как удастся рассмотреть животное в подробностях; «рисунок» коровы, созданный органами зрения, может представлять собой силуэт, может ограничиваться половиной туловища или двумя глазами, ушами и мордой. На равнинах Юго-Запада можно иногда заметить вдали мелкое пятнышко с чуть заметной черточкой сверху. «Ковбой, – говорит мозг, – фигура человека в широкополой шляпе». Случается также, что информация поступает как бы через вторые, а то и через третьи «руки» (как облачко пыли у самого горизонта – это мчащийся по грунтовой дороге грузовой автомобиль). Мы называем это умозаключением и рассматриваем как некую особо тонкую способность разума.

Матрос стоит на палубе корабля и держит в вытянутых по швам руках семафорные флаги. Вдруг он поднимает руки, широко взмахивает флагами над головой, подавая находящемуся вдали собрату сигнал «Внимание, начинаю передачу», и начинает делать четкие прерывистые движения обеими руками. Моряк выступает передатчиком сигналов для органа чувств. Те, кто видит и разбирает его сигналы, – приемники. Флаги всегда одинаковы, их движения определяются текстом послания, а набор движений позволяет передавать даже довольно сложную информацию. Возьмем другой образ: телеграфистка отправляет по проводам дробь азбуки Морзе. Точки и тире – это нервные импульсы, которые можно сочетать в необходимом порядке, чтобы сообщение стало максимально понятным.

Описывая себя как «разумное» существо, мы имеем в виду, что обладаем сознанием (слово «сознание» – совместное, разделенное знание – рассматривается как перевод-калька латинского слова «conscientia», от «sentio» – чувствовать, ощущать, которое, в свою очередь, происходит от праиндоевр. «sent» – идти, направляться куда-то, и, следовательно, может толковаться как «передвигаться мысленно»). В буквальном и одновременно широком смысле это означает, что мы сами обладаем чувственным восприятием.

Мы говорим «вышел из себя» о человеке, в гневе утратившем контроль над своим поведением. Никому не придет в голову истолковать эти слова в прямом смысле – что человек покинул свое тело и скитается по миру как бесплотный разум. Считается, что лишь призраки и ангелы непознаваемы при помощи ощущений. Если же под этим выражением мы имеем в виду нечто позитивное – например, состояние трансцендентной безмятежности, описываемое азиатскими религиями, – то говорим об освобождении от материальных ощущений. Благодаря им для нас, смертных существ, бытие является одновременно и проклятием, и благодатью. Мы проводим жизнь на поводке своих ощущений. Они и возвеличивают нас, и ограничивают, и сковывают, но это же прекрасно! Любовь – это ведь тоже прекрасные оковы.

Нам необходимо вернуться к ощущению структуры жизни. XX век в Америке прошел, в значительной своей части, под знаком стремления оторваться от этой самой структуры и раствориться в суровой, простой, мрачной пуританской деловитой повседневности, полностью лишенной столь неподобающей ерунды, как особенности чувственного восприятия. В число величайших сенсуистов всех времен, наряду с Клеопатрой, Мэрилин Монро, Прустом и многими другие знаменитыми любителями наслаждений, входит Хелен Келлер – женщина, лишившаяся после тяжелой болезни нескольких органов чувств. Но у слепоглухонемой Хелен Келлер те чувства, что продолжали работать, были развиты настолько сильно, что она не только могла наслаждаться музыкой, прикладывая руку к радиорепродуктору, но и была способна различать таким образом духовые и струнные инструменты. Из уст своего доброго знакомого Марка Твена она слушала колоритные рассказы о жизни на Миссисипи. Со сладострастием куртизанки она исследовала бесконечные потоки запахов, вкусов, осязательных ощущений и чрезвычайно подробно описывала свое восприятие. Несмотря на физические недостатки, энергией и жизнелюбием она превосходила очень многих представителей своего поколения.