Всеобщая история чувств

– Один из руководителей компании сказал мне, что вы создали несколько самых знаменитых духов, какие только знает мир, но не скажете, какие именно.

– Нам нельзя этого рассказывать. – Она вынула из пачки длинную коричневую сигарету и закурила.

– Курение не действует на ваш нос?

– Наверняка как-то действует, но это мой образ жизни, и я привыкла. Всего лишь один из запахов, обычных для моего мира.

– Вы как-то защищаете свой нос, беспокоитесь о его состоянии?

– Ни в коей мере. Я вообще-то весьма легкомысленна. Естественно, я не люблю простужаться: заложенный нос – отвратительное ощущение; парфюмеру чрезвычайно трудно работать в таком состоянии.

– Когда вы ходите по городу, то, наверно, ощущаете его запахи гораздо острее, чем все остальные?

– Знаете, любопытный, даже невероятный феномен: поскольку я много работаю, порой по многу часов, то, когда выхожу из этого здания, у меня в голове нажимается маленькая кнопочка, и я перестаю чуять вообще что-либо. Вплоть до того, что дома на плите может что-то гореть, и я не почувствую! Муж говорит: «Ты парфюмер, и чуять копоть тебе не положено!» Мозги отключаются полностью.

Но я обнаружила, что изредка могу включаться, если имею дело с людьми. Кто-нибудь целует меня, и я ощущаю его индивидуальный запах. Совершенно особый запах у кожи маленького ребенка, его макушки. Мужчины ощущают это хуже женщин. Есть люди с поистине сексуальным запахом. Если описывать его, – она взмахнула сигаретой, как указкой, – я сказала бы, что это очень тонкий аккорд амбры и мускуса. Я широко использую его в своих ароматах.

Существует немало аккордов, которые используют все парфюмеры. Но, уловив какой-то аромат, можно определить, скажем так, чья это рука. Другие парфюмеры могут распознать мою работу, а я – их. Нюхая новые духи, они говорят: а-а, это – София, это – Дженни, и так далее. Мы знаем почерки друг друга.

– На той неделе я посетила Saks ради парфюмерной экскурсии, – сообщила я, – и обратила внимание на тенденцию давать духам названия, связанные с опасностью, запретными веществами, неврозами и тому подобным. Маркетологи, кажется, предпочитают запахи, вселяющие ощущения уюта и безопасности, любви и романтики, но дают им имена Decadence, Poison, My Sin, Opium, Indiscretion, Obsession, Tabu[24]. Вдобавок к популярным дизайнерским выдумкам и упакованной во флаконы мистике суперзвезд они предлагают названия веществ, запрещенных законом, и сопровождают их завлекательными намеками. Женщина может быть скромно одета, но думает про себя, что она притягательна, что она опасна, как яд, вызывает одержимость, от нее нельзя избавиться, как от пристрастия к опиуму; она знает все любовные тайны, даже запретные, готова к гедонистическому разложению, достойна любого безрассудства и даже готова преступить Божьи законы в грехе.

– Это так, но, если присмотреться поближе, вы увидите, что все они основаны на определенных классических ароматах; это всего лишь новая интерпретация классики. Кратковременные успехи случаются довольно часто, но истинная классика живет десятилетиями. Духи Chanel № 5 созданы в начале 1920-х годов и до сих пор отлично продаются. Opium – тоже не новинка: это детище Youth Dew, которому уже почти тридцать лет, этот аромат немного напоминает Cinnabar. Понюхайте все три марки, и сами убедитесь.

– Значит, если пользоваться вашей музыкальной метафорой, новый аромат – это зачастую вариация той или иной известной темы?

Она кивнула.

– Вы сами пользуетесь духами?

– На работе – нет. Я провожу много экспериментов. И пропитываюсь теми ароматами, с которыми работаю. Мне нравится следить за реакцией людей на эти ароматы. Посторонние – хорошие судьи. Работая над одним ароматом, я шла по Пятьдесят седьмой улице, и за мной увязался пьяный. Я испугалась и побежала, а он сказал: «Леди, не бойтесь. Духи у вас больно хороши. Я на запах пошел». Аромат оказался выигрышным.

– Люди пользуются духами с начала времен. Не кажется ли вам это странным? Наносить на тело цветы, фрукты и выделения животных? Почему мы так поступаем?

– Ах, – сказала София, пошевелив пальцами, будто выпускала дюжину бабочек, – когда я в первый раз увидела «Гернику» Пикассо, то была потрясена. Сразу и напугана, и восхищена. Картина потрясла и глубоко растрогала меня. Так же и духи – они потрясают и восхищают. Мы живем слишком тихо. Нас нужно потрясать восхищением.