Всеобщая история государства и права. Том 1

Злостным и особо опасным преступление считалось в зависимости от своей направленности, но также и от размера причиненного или возможного ущерба. Так, за измену предписывалось увеличить наказание, если она «могла причинить великий ущерб и соблазн… касаясь страны, города, собственного господина, одного из супругов или близких родственников». Доведение преступления такого рода до полного завершения (уложение выделило особо покушение на преступление) не было важным: критерий состоял в обнаруженном злом умысле. И покушение равно наказывалось с самим действием. Уложение едва ли не впервые (после римского права) детально квалифицировало разные виды пособничества, различив: а) помощь до совершения преступления — подготовкой, оружием, снаряжением; б) прямое соучастие и в) укрывательство.

Уложение сохранило почти все применявшиеся в земском праве наказания: 1) смертную казнь — отсечение головы, повешение, утопление, колесование, четвертование, сожжение, погребение заживо; 2) членовредительство — урезание языка, отсечение руки и др.; 3) болезненные — порка розгами; 4) изгнание из государства; 5) ошельмование — выставление у позорного столба в железном ошейнике; 6) штрафы. Если преступление по каким-то обстоятельствам было особенно злостным, то наказание могло особо квалифицироваться: назначаться определенный вид смертной казни либо предписывалось «волочить преступника к месту казни, терзая его клещами». В применении смертной казни основания черпались не только в религиозных канонах, но и в фольклорных представлениях о судьбах душ: женщин — злостных преступниц полагалось топить в реке.

Выбор наказания оставался вполне на усмотрение судьи. Здесь влияло не только свойство преступления, но и качество самого преступника. Так, в случае кражи полагалось «в еще большей степени учитывать звание и положение лица, которое совершило кражу». Безусловно смягчало ответственность совершение преступления по неловкости, по легкомыслию, в малолетстве (до 14 лет), в состоянии «прямой голодной нужды». Освобождали даже от ответственности за убийство состояние крайней необходимости и, с оговорками, необходимой обороны себя. Нередко назначение наказания было множественным: по нескольку видов разом за одно преступление.

Судебный процесс по уголовным делам был регламентирован жестким формальным образом. Почти для всех преступлений перечислялись точные указания на улики или сведения, по которым можно было начинать дело. Не всегда они были правовыми (например, можно было начать следствие, узнав, что подозреваемый — «отчаянный и легкомысленный человек с дурной славой»), но всегда точно в уложении определенными. Уголовное дело могло начаться либо (1) по жалобе истца против конкретного человека, либо (2) судом в инквизиционном порядке по «сведениям» или по подозрению. За недоказанное при следствии обвинение частное лицо ждало наказание. Возбуждение дела ex officio судьей, только будучи заведомо незаконным, могло караться.

Разбор дела подразделялся на несколько стадий. На первой — следствии — доказывались вначале факт преступления, затем виновность конкретного лица. На второй стадии — собственно суд — выносился приговор, который мог быть и обвинительным, и оправдательным. При неполной доказанности обвинения была практика вынесения приговора об «оставлении в подозрении». Основным видом доказательства считались показания свидетелей — двух-трех. При их совпадении допускалось выносить приговор, даже если сам обвиняемый не сознавался. В большинстве других случаев, при косвенных доказательствах (одном свидетеле, порванной одежде преступника, его дурной славе и т. п.) можно было начинать следствие, но нельзя было вынести обвинительный приговор. В этих случаях обвинение нуждалось в допросе обвиняемого под пыткой — как для получения сведений о преступлении, так и для сознания и раскаяния. По недостаточным уликам пытку предписывалось не применять, равно как и в случае незначительных преступлений. Показания, полученные под пыткой, должны были быть повторены и содержать только проверяемые факты. Самой процедуры или регламентации судебной пытки, уложение не содержало. В отличие от церковного инквизиционного процесса, где от обвиняемого требовалось только подтверждение сказанного судьей и раскаяние, уложение предписывало суду позволять обвиняемому рассказывать самому о случившемся.

Уложение 1532 г. в ряде статей стремилось также изжить особо застарелые феодальные обычаи (конфисковывать имущество, ставшее поводом для преступления, правило «что с возу упало, то пропало» и т. п.). Однако в целом оно стало для германских государств более юридическим образцом, чем жестко применявшемся законом. Уже с XVII в. в отдельных германских государствах появляются своды собственного земского права (в Пруссии — Landrecht 1620 г.), ставшие реальной основой юстиции.

§ 38. Становление права славянских народов