Хотя Владимиро-Суздальское княжество и было отделено от Киева и от Новгорода непроходимыми лесами и топями, в своих лучших созданиях оно отправлялось от традиций Киева. Еще при Владимире Мономахе, который прежде чем занять киевский престол княжил в Чернигове и Переславле, здесь усердно насаждались киевские традиции. Ростовский собор был построен по образцу Успенского собора Печерского монастыря, в «тую же меру» (по выражению Печерского патерика); расписан он был тоже по его образцу («идеже кийждо праздник, в коем месте написан»). Сюда была перенесена и икона, написанная Алимпием Печерским. Тип храма Елецкого монастыря в виде куба с арочным поясом похож на тот, который лег в основу владимиро-суздальского зодчества XII века. Прообразы владимиро-суздальских рельефов можно видеть в черниговских памятниках. В развитии живописи можно также заметить прямую связь с Киевом: недаром Андрей Боголюбский привез из Вышгорода икону богоматери, которая во Владимире стала местной святыней. Образ киевской «Нерушимой стены» находит отклик в так называемой Ярославской оранте.
Тесная связь Владимиро-Суздальской земли с Киевом не исключает того, что и другие русские княжества и зарубежные государства поддерживали с ней культурные связи. На первом месте стоят западнорусские княжества, вроде Галича, где в планах церквей можно заметить сходство с владимиро-суздальскими храмами. Каменная резьба Владимира порой напоминает резьбу на стенах грузинских и армянских храмов. Многие мотивы этой резьбы, вроде масок или зверей, находят себе аналогии в Южной Германии, в Северной Италии и во Франции XII века. Все это вовсе не исключает того, что во Владимиро-Суздальском княжестве создаются новые образы и типы, а общепринятые подвергаются глубокой переработке.
Владимиро-суздальское искусство развивалось на протяжении почти целого столетия. Самые ранние известные нам произведения его относятся к середине XII века, последние созданы незадолго до Батыева разгрома. За этот промежуток времени владимиро-суздальское искусство прошло свой путь развития — от суровой простоты ранних произведений к утонченному, изысканному изяществу позднейших. Уже в этом одном сказывается его самостоятельность.
Судя по отзывам современников, владимирцы были превосходными «древо-делами». Дерево в изобилии имелось в этом краю. Черты деревянной конструкции дают о себе знать во владимиро-суздальской архитектуре и в постановке башен по бокам от соборов, и в пристройках к храмам притворов, похожих на прирубы, и, наконец, в раскраске наружных стен. Во Владимиро-Суздальском княжестве много строили из белого камня местного происхождения. Владимиросуздальские строители широко использовали технику бутовой кладки, при которой возводились две стенки, а пространство между ними заполнялось мелким камнем и заливалось известью. Владимирские резчики переносили в камень приемы плоской деревянной резьбы; при этом они в совершенстве владели техникой обработки более твердого и прочного материала — камня.
Большинство владимиро-суздальских построек создавалось для князей, по их почину, их мастерами. Возможность возведения и украшения подобных крупных памятников была лишь в руках князей. Князь Андрей Боголюбский отличался особенным усердием в деле строительства. Ипатьевская летопись с похвалой отзывается о том, что этот князь «Володимирь сильно устроил», и уподобляет его прославленному своим строительным рвением библейскому царю Соломону. Нам неизвестно с полной достоверностью, кто были строители Андрея Боголюбского. Летопись говорит: «приведе ему бог мастеров из всех земель». Некоторое преувеличение в этих словах, видимо, вызвано желанием поднять авторитет великого князя. Возможно, что им привлекались к работам странствующие артели мастеров, которые в то время действовали в различных уголках Европы. Во всяком случае несомненно, что русским мастерам принадлежала определяющая роль. Об этом свидетельствует сравнение владимирских памятников с зарубежными. По поводу построек преемника Андрея Всеволода в летописи отмечается, что князь «не искал мастеров от немец».