Всеобщая история кино. Том 2 (Кино становится искусством 1909-1914)

Маленький Чарлз обожал свою мать, которая в мюзик-холле была превосходной имитаторшей, а потом пользовалась своим талантом лишь для того, чтобы забавлять собственных детей. Впоследствии Чаплин писал о ней:

«Не знаю, вышел ли бы из меня актер пантомимы, не будь моей матери. Это самая изумительная мимистка из всех, каких мне приходилось видеть. Она часто целые часы проводила у окна, глядя на улицу и воспроизводя жестами, глазами, выражением своего лица все, что там происходило, ни на мгновенье не останавливаясь.

И вот, глядя на свою мать, я научился не только выражать чувства при помощи рук и лица, но и изучать людей. Она была необычайно наблюдательна. Так, например, увидев, что Билл Смит выходит утром на улицу, она говорила: «Вон идет Билл Смит. Он волочит ноги, и башмаки у него не почищены. Как видно, он очень зол. Держу пари, что он подрался с женой и ушел без завтрака. А вот и доказательство: он вошел в закусочную выпить кофе с булочкой…».

И я неизменно вскоре узнавал, что Билл Смит действительно подрался с женой. Это умение матери наблюдать людей было самым ценным, чему она меня научила, потому что таким способом я узнал, что кажется людям смешным».

Семейство Чаплинов жило тогда в бедном квартале Ламбет на правом берегу Темзы. Чарли любил бродить по Ламбет-уоку, тому самому бульвару, от которого произошло название знаменитого танца. Некоторое время Чарли работал учеником у парикмахера. Часть своего досуга он проводил на благотворительных вечерах, где демонстрировали картины при помощи волшебного фонаря. За пенни он имел право получить в придачу к спектаклю чашку кофе с куском пирога. Он пытался стать акробатом, но, после того как упал и расшибся, отказался от этого намерения. Однако вскоре Чарли повезло: когда ему исполнилось 11 лет, его вместе с братом Сиднеем приняли в разъездную труппу, игравшую «Шерлока Холмса» Конан-Дойля. Позднее труппа выступала даже в Лондоне в «Театре принца Йоркского», где пьеса не сходила со сцены год и два месяца. Чарли играл в ней грума Билли.

В ту пору Сиднею Чаплину посчастливилось попасть к Карно — директору знаменитой труппы «Безмолвные птицы», исполнявшей пантомимы; в этом театре сохранилось искусство жеста и его лучшие традиции, особенно богатые и развитые в Англии. Несколько позднее Карно по просьбе Сиднея принял в труппу и его младшего брата, которому было тогда 17 лет (1906).

«Однажды, — рассказывал впоследствии Фред Карно, — Сид привел с собою тщедушного, бледного и печального юношу. Должен признаться, что в первую минуту он показался мне слишком робким, чтобы из него мог выйти актер, особенно актер буффонады, которая была моей специальностью.

Но уже через одну-две недели его пребывания в труппе я дал ему роль в пантомиме «Футбольный матч». Чарли играл злого парня, который преследует вратаря и пытается споить его перед матчем. Это была полудраматическая роль, и я убедился в том, что Чаплин может не только ломать комедию, но и играть всерьез. Вскоре он получил в «Безмолвных птицах» роль пьяницы. За работу ему платили 3 фунта стерлингов в неделю».

«Безмолвные птицы» в течение 26 лет пользовались успехом в Англии и девять лет в США. Основатель театра Фред Карно рассказывает о происхождении своей труппы:

«Сначала мой спектакль назывался «Дважды в ночь». В те времена в Лондоне существовало нечто вроде клуба комедиантов под названием «Водяные крысы». Их королем был Дан Лено — Маленький Тич. Джо О'Гортмен. Юджин Стреттон, Литл Пол Мартинетти и Джо Элвин составляли его труппу, которая играла перед персидским шахом в «Лондон-павильоне» [293]. Меня вдохновил этот спектакль. В нем уже было зерно той великой идеи, из которой родились мои «Безмолвные птицы»…

В то время в Англии существовали строгие ограничения для мюзик-холла и мы не имели нрава вводить в пьесы диалоги, исполнявшиеся свыше 20 минут. Наверное, именно поэтому из моей труппы вышло столько киноактеров» [294].

Юный Чарлз Чаплин прошел школу в труппе Фреда Карно. Он сам заявил в интервью для «Пикчер мэгезин», опубликованном в 1929 году, что очень многим обязан «Безмолвным птицам» и английской пантомиме:

«В спектаклях Карно соблюдались традиции пантомимы: акробатика сочеталась с клоунадой, трагическое с жизнерадостным смехом, печальные сюжеты с веселыми скетчами, танцами и жонглированием; все это делало английского комика непревзойденным мастером.

На сцене выступали похитители велосипедов, бильярдные игроки, возвращающиеся домой пьяницы; показывались уроки бокса за кулисами мюзик-холла, иллюзионисты, которым не удаются их фокусы, певцы, которые пытаются петь и не могут издать ни одного звука.

Все эти трюки проделывались с полной невозмутимостью, что неизменно вызывало смех. Каждый прием бил в цель, как кулан хорошего боксера. Каждый актерский маневр разил зрителя, словно пушечный выстрел. Лучшей школы для актера экрана нельзя было придумать, ибо природа кино — это безмолвие…» [295].