Всеобщая история кино. Том 2 (Кино становится искусством 1909-1914)

В первой половине 1914 года Чез еще не отличался от всей труппы кистоунцев. После успеха «Захваченного в кабаре» (27 апреля 1914 года) Мак Сеннетт доверил Чаплину руководство всеми фильмами, в которых тот играл. Но Чез не настаивает на своем месте премьера. Когда с ним играет Мэйбл Норман, он уступает ей первую роль [305]. Другой его партнер, Роско Арбэкл, имеет больший стаж работы в «Кистоуне», но его слава растет одновременно с чаплинской. Они всегда играют вместе на равных основаниях [306]до их последнего общего фильма «Транжиры» (7 сентября 1914 года). В ту пору Чаплин охотнее всего избирает партнером толстяка, который контрастирует с его тщедушной фигурой. В отсутствие Фатти он часто играет с другим «кистоунцем» — Мак Суэйном [307].

Фирма «Кистоун» не пострадала от ухода Лермана и Форда Стерлинга. Состав ее труппы, пополненный новыми актерами, был поистине блестящим. Ее главную притягательную силу, кроме ведущих актеров, составляли знаменитые «кистоунские полисмены», которые в 1914 году были в зените славы и специализировались на сценах дикой погони. Для того, чтобы участвовать в этих сценах, нужно было быть хорошим акробатом. В кистоунской киностудии начинают подвизаться новые актеры, чаще всего перешедшие из мюзик-холла, такие, как Эл Сент Джон (Пикратт), Хэнк Мен (Бильбоке), Слим Саммервил (Вермишель), Чарли Чейз, Чарлз Мюррей, Фриц Шаде. Выходя из своего амплуа «кистоунских полисменов», они исполняют лишь незначительные роли.

Главные роли часто поручаются Честеру Конклину. Хотя он и не стал знаменитостью, но в течение 15 лет оставался одним из лучших американских комиков, сохраняя свой сценический образ: усики, лысинку и слегка оторопелый вид.

Мало-помалу Чез Чаплин начинает выделяться среди «кистоунцев» благодаря своим актерским находкам, необычайным комическим трюкам, часть которых он выработал еще в годы ученичества у Карно. Не прошло и полугода после выпуска на экран первых чаплинских фильмов, а его партнерша по картине «Супружеская жизнь Мэйбл» уже подражает чаплинской походке, желая показать, что думает о своем отсутствующем муже…

Комические номера Чеза Чаплина, хотя часто и очень удачные, остаются, как правило, довольно трафаретными, близкими к кистоунским трюкам со сливочными тортами или даже к более старой традиции «слэпстика» из мюзик-холла и англосаксонского цирка.

«Слэпстик» буквально значит «удар палкой». Этот комический прием, основанный на импровизации, связан с традициями «комедии дель арте», сатирическими «соти» французского Ренессанса и «тюрлюпинадами», которые подготовили появление пьес Мольера в «Бургундском отеле».

Фильм «Реквизитор» — классический «слэпстик», в нем наряду с совершенно новыми кистоупскими приемами встречаются и старые трюки Карно:

«Чез — бутафор в театре. Злой и ленивый, он всю свою работу сваливает на тщедушного длиннобородого старика. Несчастный старик тащит на себе непосильную ношу — тяжелый сундук — и толкает за кулисами всех актеров. Между тем Чез ухаживает за актрисами, и особенно sa женой силача. Затем мы выходим из-за кулис. Начинается представление. Своими злыми проделками Чез расстраивает все номера. В частности, он поднимает, как перышко, фальшивые гантели, с которыми работает на сцене силач. После целого ряда комических номеров, в которых действуют грубо шаржированные персонажи, сцена кончается всеобщей потасовкой, и дерущихся поливают из пожарной кишки».

Фильм «Реквизитор», задуманный и поставленный самим Чаплином, неуклюж, плохо построен и грешит чрезмерным количеством тяжеловесных и грубых комических трюков. Трудно себе представить, что из этого вульгарного Готье-Гаргийя скоро выйдет Мольер. Но в других фильмах среди дурацких выходок Чеза уже порой сверкнет, как искра, черта подлинного Чарли, особенно когда дело касается каких-нибудь аксессуаров, которые он умеет преображать одним поэтическим жестом. В фильме «Тесто и динамит» оладьи превращаются в ожерелье кокетки, в «Супружеской жизни Мэйбл» манекен, раскачиваясь на своих свинцовых ногах, вдруг становится живым существом. А в «Роковом молотке» Деллюка восхищает искусство символики:

«Этот фильм напоминает Домье. Клоун-мимист, вооруженный орудием бондаря, кажется комическим (а пожалуй, и трагическим!) изображением гражданской войны. Но портрет оживает, и Чарли даже не лишен поэтичности, когда он четкими ударами громадного молота легонько стукает то по хрупким черепам, то по массивным лбам. Бац — и нет человека… Это мрачное шутовство символизирует первобытный инстинкт, от которого люди не избавились и в наши дни. Помните же об этом зверском начале, которое порой все еще пробуждается в нас».

Чаплин остается клоуном, заметил Деллюк. Но в другом месте критик оправдывает вульгарность кистоунского шутовства: