Всеобщая история кино. Том 4 (второй полутом). Голливуд. Конец немого кино 1919-1929

Услышав об убийстве, Маркус просит назначить его помощником шерифа и бросается в погоню за Мак-Тигом, чтобы отомстить и завладеть сокровищем. Он настигает беглеца в Долине смерти, арестовывает его и пристегивает наручником к своему запястью. Завязывается драка, и Маркус погибает. Однако Мак-Тиг не может снять наручник, чтобы освободиться от трупа, и ему суждено погибнуть рядом со своим золотом и трупом соперника».

Судя по оригинальному сценарию, Штрогейм точно следовал интриге романа, но, конечно, не строка в строку. Фильм начинался с длинной и почти документальной сиены работы Мак-Тига на шахте, и в сценарии она занимала тридцать страниц (12 процентов всего текста), тогда как в романе молодости Мак-Тига отведена всего одна страница. Эпизод, когда герой сталкивает в пропасть товарища по работе за убийство птицы, полностью придуман Штрогеймом, как и похоронная процессия на улице в момент свадьбы Трины и дантиста. В романе Мак-Тиг возвращается на шахту, а затем гибнет в Долине смерти.

Развязка, которая занимает в романе восемь страниц, куда трагичнее и сильнее в фильме, чем в книге, поскольку мы не читаем описание Долины смерти, а воочию видим ее незабываемые пейзажи. Жизнь в пустыне, которую Штрогейм навязал своим актерам, сотрудникам и самому себе, невероятно усилила воздействие этой сцены. Яростное солнце в фильме столь же ощутимо, как и на полотнах Ван Гога. Двое людей выглядят потерянными в мире, где нет места жизни, даже растительной, — их ноги жжет соль, жажда и смерть подстерегают на каждом шагу, вокруг них необъятная скалистая пустыня. Ни в одном фильме — а этот эпизод оказал косвенное влияние на многих крупных режиссеров — ощущение враждебности природы, противопоставленной яростным страстям, не достигало такой силы. И декорация как нельзя лучше соответствовала алчности и склонности к насилию несчастных героев фильма.

Штрогейм с той же, а может, и большей мощью пользуется не природными, а воссозданными декорациями вне студии и на съемочной площадке. Он стремился к передаче действительности; им руководил страстный поиск истины и точности в деталях; он сам выбирал каждый предмет меблировки, разрабатывал каждую деталь для бедной комнатушки, где распадалась совместная жизнь Мак-Тига и Трины. Пол Рота писал:

«В «Алчности» сильнее, чем в других своих фильмах, Штрогейм усиливает выбранную тему, подчеркивая детали и как бы одушевляя неживые предметы. Штрогейм знал возможности камеры для отбора деталей. И он использовал их, как никто другой, для создания психологической атмосферы. Неприятные обои, механическое пианино, грязная посуда, неубранная постель, пустой ^тазик для умывания, медная кровать, залатанные полотенца — все эти, в сущности, незначительные детали создавали угнетающее ощущение унылой, грязной обстановки. <…> В вводной сцене «Любви Жанны Ней» (Г.-В. Пабста. — Ж. С.), большей части «Охотников за спасением» («Salvation Hunters») и некоторых сценах «Доков Нью-Йорка» Д. Штернберга прослеживается прямая связь со спальней Мак-Тигов в «Алчности»[177].

Многие великие реалисты XIX века — прежде всего Бальзак, а также Диккенс, Флобер, Достоевский, Гоголь, Толстой — часто использовали для характеристики индивидуальной и социальной психологии своих героев места их обитания и выбранные ими предметы. От этого метода не отказались и их последователи — Золя, Верга и Фрэнк Норрис. Об этом методе не забыли и лучшие американские писатели XX века, в частности Джек Лондон, относившийся к поколению, предшествующему поколению Штрогейма.

Небезынтересен тот факт, что Гибсон Гоулэнд буквально поклонялся великому писателю, чье влияние на лучшие американские фильмы той эпохи было значительным. По мнению Хуана Арруа («Сннэ-магазин», 22 января 1926 года, 182), «Гибсон Гоулэнд… пришел в кино довольно поздно… и причиной тому — смерть Джека Лондона. Он работал гидом знаменитого калифорнийского романиста, сопровождая его во всех экскурсиях по Скалистым горам, Великому Каньону Колорадо и Техасу. Потрясенный смертью своего великого друга, Гоулэнд согласился сниматься в кино ради возможности вернуться в столь дорогие и памятные места. Играя некоторые роли, он оказывался со съемочной группой в местах, по которым когда-то ходил…»

Связи Штрогейма с великой литературой XIX века с большой проницательностью отметил во время показа «Алчности» в Европе молодой бельгийский адвокат Марсель Дефосс, ставший позже кинокритиком под псевдонимом Дени Марьон («Синэа-Синэ пур тус», 15 ноября 1926 года):

«Мы далеки от тех фильмов, где мебель, персонажи, действие и даже пейзаж относятся к массовому производству и используются многократно. Здесь все люди и вещи — будь то будильник или пастор, дантист или парики — отмечены дыханием жизни, разным по глубине и по воздействию.