В самый разгар боя, когда я был очень занят на шканцах, капитан, не отходивший от нас, позвал меня.
– Какого черта делает там Уильям? Что ему нужно на палубе?
Я шагнул вперед и увидел, что Уильям с двумя-тремя дюжими парнями накрепко привязывает португальский бушприт к нашей грот-мачте, боясь, чтобы португалец не ушел от нас. По временам он вытаскивал из кармана бутылочку и подбодрял парней чарочкой. Пули летали вокруг него так густо, как это только бывает в такой битве, ведь португальцы, нужно воздать им должное, дрались очень воодушевленно, будучи совершенно уверены в победе и надеясь на свое численное превосходство. Уильям был спокоен и равнодушен к опасности, точно сидит за чашей пунша, – он только хлопотал, стремясь добиться того, чтобы сорокашестипушечный корабль не скрылся от двадцативосьмипушечного.
Дело было слишком жарким, чтобы тянуться долго. Наши держались отважно. Наш пушкарь, бравый молодец, кричал внизу и поддерживал такой огонь, что вскоре пальба португальцев начала ослабевать. Мы подбили много их пушек, стреляя по баку[88]
и продырявив корабль, как я уже сказал, от носа до кормы. Уильям подошел ко мне.– Друг, – спросил он очень спокойно, – о чем ты думаешь? Почему не посещаешь корабль ближнего своего, когда дверь его отворена для тебя?
Я тотчас же понял его: наши пушки так разбили корпус португальца, что два его пушечных порта соединились в один, а переборки рулевого помещения были раздроблены в щепы настолько, что португальцам уже негде было укрыться. Я немедленно отдал приказ взять корабль на абордаж. Наш второй лейтенант с тридцатью людьми в одно мгновение ступил на бак португальца, за ними последовали еще несколько человек во главе с боцманом. Изрубив в куски человек двадцать пять, захваченных на палубе, они бросили несколько гранат в рулевое помещение, а затем вошли и туда. Португальцы сразу же запросили пощады, и мы завладели судном – право, вопреки собственным ожиданиям. Ведь мы охотно пошли бы на мировую, оставь они нас в покое. Но случилось так, что мы сначала встали на траверсе их клюзов и яростно поддерживали огонь, не давая им времени отойти и повернуть корабль, поэтому из своих сорока шести пушек они смогли, как я сказал выше, пустить в ход не больше пяти или шести. Мы отогнали их немедленно от пушек в бак и перебили множество народу между палубами. Когда мы ступили на корабль, у португальцев уже недоставало людей для того, чтобы пойти с нами врукопашную.
Радость от того, что португальцы просят пощады и что их кормовой флаг спущен, была так велика, что даже наш капитан, ослабевший от тяжелой лихорадки, ожил. Организм преодолел недомогание, и в ту же ночь лихорадка спала. В течение двух-трех дней капитан поправился, силы начали возвращаться к нему, и он снова мог отдавать распоряжения решительно по всем существенным вопросам. Дней же через десять он был совершенно здоров и вновь занялся кораблем.
В это время я завладел португальским кораблем и Вильмот назначил меня – вернее, я сам себя назначил – его капитаном. Около тридцати человек с этого корабля перешли на службу к нам – часть их составляли французы, часть генуэзцы. Остальных мы на следующий день высадили на каком-то островке возле Бразильского побережья. Мы были вынуждены оставить на корабле тяжелораненых, которых нельзя было переносить, но нам удалось отделаться от них на мысе Доброй Надежды, где, по их же просьбе, мы ссадили раненых на берег.
Как только корабль был взят и пленники размещены, капитан Вильмот предложил направиться к реке Жанейро. Он не сомневался, что мы встретимся с другим военным кораблем, который, несомненно, вернется после того, как оказался не в состоянии найти нас и отбился от своего спутника. Если взятое нами судно пойдет под португальским флагом, второй корабль можно будет также захватить. И все наши стояли за это предложение.
Но Уильям подал лучший совет.
– Друг, – сказал он, подойдя ко мне, – я слышал, что капитан хочет вернуться в Рио-де-Жанейро в надежде повстречаться со вторым кораблем, преследовавшим нас вчера. Это правда? Неужели ты собираешься так поступить?
– Ну да. А почему бы и нет?
– Как хочешь, – кивнул он. – Каждый волен поступать так, как ему вздумается.
– Это я знаю, Уильям, но капитан такой человек, которому нужны разумные доказательства. А что вы хотите знать?
– А то, – серьезно ответил Уильям, – чего добиваешься ты и все люди, которые идут с тобой? Добыть денег?
– Да, Уильям, но добыть их честно, по-нашему.
– А что ты предпочитаешь – деньги без боя или бой без денег? Скажи, что бы ты предпочел, если бы, предположим, тебе пришлось выбирать?
– Ну, понятно, первое из двух, Уильям.