Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона

Здесь мы набрали воды и двинулись далее к берегам Аравии. Не прокурсировали мы здесь и трех дней, как я заметил парус и погнался за ним. Но, нагнав корабль, мы обнаружили, что никогда не случалось ищущим добычи пиратам гоняться за более жалким призом: на корабле не было никого, кроме бедных полунагих турок, ехавших на паломничество в Мекку, к могиле пророка Магомета. А на везшей их джонке[105] не было ничего, заслуживающего внимания, кроме небольшого количества риса и кофе – и это было все, чем питались несчастные создания. И мы отпустили их, ибо, право, не знали, что с ними делать.

В тот же вечер погнались мы за другой джонкой – с двумя мачтами и несколько лучшей на вид, чем первая. Захватив ее, мы обнаружили, что идет она по тому же назначению, что и первая, но плывут на ней люди позажиточнее. Здесь было что грабить: кое-какие турецкие товары, бриллиантовые серьги пяти или шести женщин, несколько прекрасных персидских ковров, на которых они возлежали, да маленькая толика денег. Потом мы отпустили и этот корабль.

Мы провели здесь еще одиннадцать дней, но не видели ничего, кроме редких рыбацких лодок. Но на двенадцатый день заметили мы корабль. Сначала я даже подумал, что корабль этот английский, но оказалось, что это какое-то европейское судно, зафрахтованное для путешествия из Гоа, на Малабарском побережье, в Красное море, и очень богатое. Мы погнались и захватили его без боя, хотя на корабле и было несколько пушек. Оказалось, что его экипаж состоит из португальских моряков, плавающих под начальством пяти турецких купцов, которые наняли их на Малабарском побережье у каких-то португальских купцов. Корабль был нагружен перцем, селитрой, кое-какими пряностями; остаток же груза состоял главным образом из миткаля[106] и шелковых тканей, некоторые из них были очень дорогие.

Мы захватили корабль и увели к Сокотре, но, право, не знали, что делать с ним по причинам, что были изложены прежде, ибо все находившиеся на корабле товары имели для нас малую цену или не имели вовсе. Через несколько дней нам удалось объяснить одному из турецких купцов, что если он согласен заплатить выкуп, то мы возьмем некоторое количество денег и отпустим их.

Он ответил, что если мы отвезем одного из них за деньгами, то они согласны. Тогда мы оценили груз в тридцать тысяч дукатов. После этого соглашения мы отвезли на шлюпе одного купца в Дофар, находящийся на Аравийском полуострове, где другой богатый купец выложил за них деньги, и вернулись обратно. Получив деньги, мы честно выполнили свое обещание и отпустили задержанных.

Через несколько дней мы захватили арабскую джонку, шедшую от Персидского залива к Моче, с большим грузом жемчуга. Мы выгрузили из нее весь жемчуг – он, кажется, принадлежал каким-то купцам в Моче – и отпустили, так как больше на джонке не было ничего, заслуживающего нашего внимания.

Мы продолжали курсировать в тех местах, пока не заметили, что съестные запасы убывают, и тогда капитан Вильмот, наш адмирал, сказал, что пора подумать о возвращении на стоянку. То же говорили и остальные, так как были несколько утомлены почти трехмесячным скитанием взад-вперед, давшим совсем слабые результаты, в особенности по сравнению с тем, чего мы ожидали. Но мне не по сердцу было расставаться так, без всяких прибылей, с Красным морем, и я принялся убеждать товарищей потерпеть еще немного, на что они в конце концов согласились. Но три дня спустя, к великому нашему несчастью, мы поняли, что встревожили побережье до самого Персидского залива тем, что возили турецких купцов в Дофар; теперь этим путем не решится тронуться ни один корабль, следовательно, ожидать здесь чего-то было бессмысленно.

Новости эти меня сильно поразили, и я больше не мог противостоять требованиям экипажа возвратиться на Мадагаскар. Как бы то ни было, раз ветер все еще дул с юго-востока, мы вынуждены были повернуть к африканским берегам, так как у берега ветры более переменчивы, чем в открытом море.