Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона

Что из этого последовало, мы увидели скоро: сначала они выкинули свои кормовые флаги и, выстроившись в ряд, двинулись на нас, точно собирались сражаться. Ветер дул с берега и был достаточно силен, чтобы они могли взять нас на абордаж. Но затем они разглядели, какой мы располагаем силой, что мы грабители не обычного порядка, а потому повернули прочь, убегая от нас под всеми парусами. Подойди они к нам, мы бы приветствовали их по-своему, но раз они повернули, то и у нас не было желания их преследовать. Мы предоставили им идти своей дорогой по причинам, которые я изложил раньше.

Но хотя этих мы не тронули, мы вовсе не собирались отпускать и других. Уже на следующее утро мы увидели корабль, огибающий мыс Коморин и идущий, как нам казалось, тем же курсом, что и мы. Сначала мы не знали, что с ним делать, так как берег находился у него на бакборте, и, попытайся мы погнаться следом, он ушел бы в какой-нибудь порт или залив и спасся от нас. Поэтому, чтобы избежать этого, мы послали наш шлюп с приказом встать между кораблем и берегом. Заметив этот маневр, корабль немедленно повернул, чтобы пойти вдоль берега, а когда шлюп направился прямо на него, взял курс на берег, поставив все паруса.

Однако шлюп перехватил его, и бой завязался. Нашим врагом, как оказалось, был десятипушечный корабль португальской постройки, но принадлежавший голландским купцам и с голландским экипажем. Шел он из Персидского залива в Батавии[112], чтобы забрать там груз пряностей и других товаров. Наш шлюп захватил его и обыскал, прежде чем мы подошли. На корабле были кое-какие европейские товары, изрядная сумма денег и малая толика жемчуга. Получается, не мы ходили в залив за жемчугом, а сам жемчуг шел к нам из залива, и мы пользовались им. Корабль этот был богатый, и одни только товары стоили немало, не считая денег и жемчуга.

У нас состоялось длинное совещание насчет того, как поступить с экипажем, ибо отдать ему корабль и позволить продолжить путь на Яву означает всполошить тамошние голландские фактории – самые мощные во всей Индии! – и отрезать себе путь туда. Мы ведь решили по пути забраться и в эту часть мира, не минуя, однако, великого Бенгальского залива, где надеялись захватить много добычи. Поэтому нам не следовало портить себе путь еще до прибытия туда, ибо там могли понять, что мы можем пройти либо через Малаккский пролив, либо через Зунд[113], и оба эти пути было очень легко нам преградить.

Пока мы совещались в кают-компании, о том же спорил экипаж у мачты. И вышло так, что большинство было за то, чтобы засолить несчастных голландцев вместе с сельдями, – словом, экипаж был за то, чтобы бросить их всех в море. Квакер Уильям, бедняга, был очень озабочен этим решением и пришел ко мне, чтобы поговорить.

– Послушай-ка, – сказал Уильям, – что ты хочешь сделать с голландцами, находящимися на корабле? Ты, надеюсь, не собираешься их отпускать?

– А вы, Уильям, – ответил я, – советуете мне отпустить их?

– Нет, не могу сказать, чтобы умно было их отпускать, то есть отпускать на прежний путь, в Батавию, ибо нам невыгодно, чтобы голландцы в Батавии знали, что ты в этих морях.

– Так что тогда? Я не вижу другого исхода, как только побросать их за борт. Вы знаете, Уильям, что голландцы плавают как рыбы. И все наши придерживаются того же мнения, что и я.

Говоря так, я уже мысленно решил не поступать так, но хотел услышать, что скажет Уильям. Он очень серьезно ответил:

– Если бы даже все на корабле были такого мнения, я бы не поверил, что ты стоишь за это, ибо неоднократно был свидетелем того, как ты восставал против жестокости.

– Хорошо, Уильям, это правда. Но что же в таком случае делать с ними?

– Как?! – воскликнул он. – Неужели нельзя сделать ничего другого, как только убить их? Я убежден, что ты говоришь несерьезно.

– Понятно, что несерьезно. Но они не должны попасть ни на Яву, ни на Цейлон, это бесспорно.

– Но ведь они не причинили тебе никакого вреда, это ты забрал у них огромное богатство. Как же ты посмеешь обижать их?

– Ну, Уильям, – сказал я, – насчет этого толковать нечего. Посметь-то я посмею, если об этом речь. Я посмею, раз они могут причинить мне вред, – это необходимейшая часть закона самосохранения. Но дело в том, что я не знаю, как поступить, чтобы они не болтали.

Пока мы с Уильямом совещались, несчастные голландцы были приговорены к смерти, можно сказать, всем корабельным экипажем. Наши отнеслись к этому делу столь горячо, что устроили подлинную бучу, а когда узнали, что Уильям против их решения, то заявили, что если Уильям воспротивится, то и его утопят вместе с пленниками.

Я, решив бороться против жестокого суда, нашел, что самое время вмешаться, не то желание пролить кровь станет слишком сильным. Поэтому я позвал голландцев и заговорил с ними. Для начала я спросил, согласны ли они присоединиться к нам. Двое тут же пошли на это, но остальные четырнадцать отказались.

– В таком случае, – спросил я, – куда вы хотите попасть?