Остальные мои товарищи отправились в португальские фактории возле Гамбии, расположенной на широте четырнадцати градусов. Я же с двумя неграми, которых оставил при себе, отправился к Кэйп-Кост-Кастл[64]
, откуда переправился в Англию и прибыл туда в сентябре. Так закончилась моя первая растрата молодых сил. В дальнейшем растрачивал я их с еще меньшей пользой.В Англии у меня не было ни друзей, ни родных, ни знакомых, хотя она и считалась моей родиной. Следовательно, не было никого, кому я мог бы довериться или кто мог бы посоветовать мне, как сберечь или сохранить деньги. Я попал в дурное общество, доверил трактирщику в Розерхайзе значительную часть моих сбережений и быстро начал спускать остальную, так что огромная сумма, которую набрал я со столькими трудностями и опасностями, утекла в течение немногим больше двух лет. Теперь от одной мысли о том, как безрассудно она была растрачена, я прихожу в ярость, но об этом не к чему рассказывать здесь. Остается покрыться румянцем стыда, так как спустил я эти деньги во всяких безумствах и кутежах. Об этой части моей жизни можно сказать, что началась она бунтом и закончилась развратом, – печальный выход в свет и еще худшее возвращение.
Примерно год спустя я заметил, что мои средства истощаются и пришла пора подумать о своей дальнейшей судьбе. К тому же и мои развратители, как я их называю, ясно давали понять, что по мере того, как убывают мои капиталы, уходит и их уважение, и что я не могу ожидать от них ничего, кроме того, что приобретается при помощи денег, да и это не зависело от того, сколько я тратил на них прежде.
Это поразило меня, и я почувствовал справедливое отвращение к ним. Но и оно прошло. Я не испытывал ни малейшего сожаления о том, что растратил такую огромную сумму денег, какую привез в Англию.
Я поступил – и, верно, в недобрый час! – на шедшее в Кадикс судно. В то время как мы проходили мимо Испанского побережья, сильный юго-западный ветер принудил нас зайти в Гройн[65]
.Здесь я попал в общество мастаков по части дурных дел, и один из них, более ловкий, чем остальные, завязал со мною тесную дружбу, так что мы называли себя братьями и рассказывали друг другу все. Звали его Гаррис[66]
. Парень этот явился как-то утром ко мне и спросил, не съезжу ли я с ним на берег. Я согласился. Мы получили у капитана разрешение воспользоваться лодкой и отправились вместе. Гаррис спросил, не хочу ли я поучаствовать в приключении, которое вознаградит меня за все прошлые неудачи. Я отвечал утвердительно, ибо мне было безразлично, куда идти. Мне нечего было терять и некого покидать.Тогда он потребовал, чтобы я поклялся хранить в тайне все, что он мне скажет, и если я не соглашусь на то, что он предложит, не выдавать его. Я охотно связал себя обещанием, наговорив самые торжественные клятвы и бóжбы, какие только могли изобрести дьявол да мы с ним.
Тогда Гаррис сказал, что на одном корабле – он указал на стоявшее в гавани английское судно – есть отважный парень, который в компании с некоторыми членами экипажа решил завтра утром поднять мятеж и бежать, захватив судно. Если мы заручимся достаточной поддержкой на нашем корабле, то можем поступить так же. Предложение мне очень понравилось. Гаррис подобрал еще восьмерых ребят и сказал, что мы должны быть готовы взбунтоваться, как только его друг овладеет кораблем. Таков был замысел Гарриса. Я же, нимало не смущаясь ни подлостью подобного поступка, ни трудностью осуществления запланированного, немедленно вступил в гнусный заговор. Но осуществить нашу часть замысла не удалось.
Как и было уговорено, в назначенный день сообщник Гарриса на другом корабле по имени Вильмот принялся за дело: захватил помощника капитана и других офицеров, завладел судном и подал нам сигнал. Нас на корабле было всего десять участвовавших в заговоре. Поэтому мы покинули корабль, сели в лодки и отправились к нему.
Нас, покинувших таким образом свой корабль, с величайшей радостью принял капитан Вильмот и его шайка. Мы были вполне готовы к всяческого рода злодеяниям, смелы и отчаянны. Я не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу того, что делал; и уж совсем не представлял, каковы могут быть последствия. Итак, таким образом я вступил в состав того экипажа – обстоятельство, которое в конце концов привело меня к сношениям с самыми знаменитыми пиратами того времени, некоторые из которых закончили свой жизненный путь на виселице. Поэтому я думаю, что отчет о моих дальнейших приключениях может составить занимательный рассказ. Но я заранее говорю и даю в том честное слово пирата, что не сумею припомнить все – нет, даже и сколько-нибудь значительную часть из того огромного разнообразия, которое являет собою одна из самых омерзительных историй, когда-либо поведанных миру.
Я же, бывший, как прежде уже говорил, прирожденным вором и уже давно по склонности пиратом, находился теперь в своей стихии и в жизни никогда ничего не предпринимал с бóльшим удовлетворением.