— Ну, да, наверное, но стихотворение-то не о долбаных зоопарках. Оно про людей. Все животные очеловечены. Вот попугаи — они, например, дешевые шлюшки, и все такое. Потому что разве мы… во вполне себе определенном смысле… — Его саркастичный тон все более и более напоминал Джаспера. — …не живем в социо-зоопарке? А ягуар — это поэт, потому что хотя его и окружает решетка, он все равно видит свободу сквозь прутья. В чем как бы и заключается одновременно его и безумие, и спасение.
— Но, — запротестовал я, — это все, конечно, правильно, но на вопрос не отвечает. О зоопарках.
Тоби взъерошил себе волосы.
— Лори, ну какой же ты не ягуар.
— Смысл-то не в этом. Стандартизированные тесты сделаны с целью показать твое понимание вопроса. А ответ в некоторой степени значения не имеет.
— Ну, — надулся Тоби. — Лично мне ответ важен. И если это значит, что я — отстой, то… выходит, я отстой.
Я провел большим пальцем по атласному изгибу его губ.
— Никакой ты не отстой, Тоби. Но если перед тобой кто-то ставит обруч, то самый быстрый способ обойти его — это пройти сквозь.
— Блин, ты на их стороне. Ты же должен быть на моей стороне.
В его голосе звучали легкое замешательство и настоящая обида. Прошло уже столько лет с тех пор, как выпускные экзамены хоть как-то занимали мои мысли, что мне и в голову не пришло, что они могут до сих пор быть важны для Тоби. Я уже собрался извиниться, когда Тоби вдруг сел.
— А ты не слышишь… звон?
Я-то почти убедил себя, что мне мерещится — побочный эффект изнуряющего секса в большом объеме — но нет. Оказывается, звонили в дверь.
— Не обращай внимания, и они уйдут, кто бы это ни были.
Кто бы это ни были, уходить они не собирались.
Звон все не прекращался и не прекращался. Очевидно, на том конце просто уперлись плечом в кнопку звонка.
Черт. Я оглядел свое основательно укатанное и до сих пор обнаженное тело, устало простонал и попытался сесть.
— Спокойно. — Тоби уперся ладонью мне в грудь и заставил лечь обратно. — Я практически одет. Сам схожу.
Он чмокнул меня в нос, слез со стола и исчез на лестнице наверх. Конечно, это, скорее всего, были какие-то особо фанатичные Свидетели Иеговы, но мысль об одежде стремительно становилась все более рациональной. Я сел и спустил ноги на пол.
О господи. Может, я уже слишком стар для такого.
Болело все, и внутри, и снаружи, а тело украшала мешанина отметин, спермы и курда. Кажется, я все-таки неосознанно пытался разорвать наручники, раз они хоть и не наградили меня серьезными синяками, но оставили на коже парный набор одинаковых красных от натертого браслетов. Я погладил пальцем запястье и улыбнулся. Усталый, как выжатый лимон, неспособный даже самостоятельно входную дверь открыть, и при этом такой невероятно-невероятно счастливый.
Хотя когда я, кривясь от боли, натягивал брюки, то все же порадовался, что Тоби не стал свидетелем конкретно данного унижения.
— Э, Лори, — донесся сверху его голос.
— Что?
— Это, эм, твои друзья.
Черт. Черт. Кто? Почему? Я потянулся за рубашкой и всунул — с гримасой боли — руки в рукава.
— Я… Я сейчас.
В холле немой сценой стояли Тоби и Грейс с Сэмом. Я решил не думать, как это все выглядело с их стороны.
Какое-то время Грейс молча смотрела. Затем промаршировала ко мне и отвесила шлепок по плечу.
— Я волновалась, ты, скотина. В следующий раз бери, блин, трубку, и мы не будем врываться к тебе в явно самое неподходящее время.
— Ничего страшного, — вставил Тоби, не слишком спасая положение, — мы все равно, считай, закончили.
Сэм зажал ладонью рот, совершенно не сумев при этом подавить ржание.
Грейс бросила взгляд из-под ресниц на Тоби.
— Даже не думай, что твоя милая улыбочка спасет его от моего гнева.
— Слушайте, я извиняюсь, что не позвонил, — вздохнул я. — Вы остаетесь или как?
— Мы к тебе перлись через весь Лондон, — сказал Сэм. — Естессно, остаемся, ёпт.
Грейс повела нас в гостиную, и пока мы рассаживались, я всех представил.
— Я вас помню по «Извракратии», — кивнул Тоби.
— Поверь мне, — улыбнулась Грейс, — тебя мы тоже не забыли.
— А почему волновались за Лори?
— Это не важно, — перебил я. — Чаю кто-нибудь будет?
— Потому что ты пропадал хер знает где, — объяснила Грейс. — И он был никакущий.
— Правда? — Тоби метнулся через весь диван и практически залез ко мне на колени. — Правда-правда?
Я убрал челку с его глаз.
— Правда. Я же тебе говорил. И знаешь, радоваться, когда слышишь, что кому-то было плохо, не слишком прилично.
— Да, но мне без тебя тоже было плохо, так что это успокаивает. И чтоб вы знали, — повернулся он обратно к Сэму и Грейс, — я не пропадал. У меня, ну… случилась одна вещь, а телефона Лори я не знал.
Я чувствовал заинтересованность друзей, словно жар. Она не мешала, но определенно не давала о себе забыть. Их любопытство и беспокойство можно было понять, да мне и самому надоело прятаться. Я стал таким осторожным после Роберта. Жил словно шакал — складывал счастье в копилку и трясся над каждой крупицей, будто его в любой момент могли украсть. Я обнял Тоби одной рукой и притянул покрепче к себе под бок, где он и должен быть.