Читаем Всешутейший собор полностью

Всешутейший собор

Кто от Отечества душею отлучен,Тот и в число людей не может бытьвключен.

И действительно, этот отъявленный галломан наделен самыми отталкивающими чертами: он и скверный сын, обворовывающий своего родителя, а также враль и вероломный любовник. Вдовая вертопрашка Жеманиха, за которой он волочится, то и дело бросает ему упреки: «Тиран! Мучитель! Неверный!» Хвостов демонстрирует в комедии многообразие индивидуально-речевых характеристик персонажей. Если реплики Франколюба и Жеманихи содержат французские слова и производные от них, а также прямые кальки («Я не в своей тарелке», «Вы видите меня не авантажну», «Вы фолтируете» и т. д.), то речь героя с говорящей фамилией Русалей пересыпана меткими народными поговорками. Франколюб пренебрежительно называет его «Русачина», на что тот ответствует:

…Эк, как развеличался!Ты думаешь, что я решотнымипитался,Ошибся ты, ведь я под матушкоюрос;Как птичка поутру прочиститтолько нос,А тут и ситник уж, и молочкоготово;А там пшеничного, так и пошелздорово,Хоть сучку погонять, или хотьв городки,Иль в сваичку, а там готовыуж блинки,Ватрушки, соченьки, да и ещес припекой.Зато, смотри, какой я стал в плечахширокой!

И необходимо воздать должное Хвостову – тонкому знатоку русского фольклора: ведь не случайно критики впоследствии отметят, что именно этот автор впервые воспел знаменитые «березки», ставшие символом России.

Вызывает особый интерес то, что в «Русском парижанце» Хвостов предпринимает попытку пародирования щегольской культуры. В этом направлении он идет за А.П. Сумароковым и А.А. Ржевским, но его стихи, написанные от лица щеголихи, носят новаторский характер. Вот какие «преколкие» строки сочиняет в комедии Жеманиха:

Я на море любви боюсь темсудном быть,Которо б ветрами могло б ееразбиться,Волнами разнестись, движеньемразвалиться,Размокнуть, ослабеть в дорогедальней сей,Затмиться красотой Парижскихкораблей,И в абордаже злом, с ривальнымисудамиБыть поглощенному неверностиволнами.

Этот пассаж заключает в себе и шаржированные формулы галантной поэзии, и слова, эстетически снижающие тему («развалиться», «размокнуть», «разнестись» и т. д.). Упоминание же о «Парижских кораблях» и использование явных галлицизмов («абордаж», «ривальные суда») как бы вводят текст в круг чтения зараженных французоманией русских щеголей и вертопрахов.

В конце пьесы обманутая 44-летняя Жеманиха[7] прозревает и отказывается и от Франколюба и от Франции:

Все гнусности теперь егоя ощущаю.Не знать французов век себяя заклинаю!

Между тем незадачливый Франколюб, как и другие отечественные галломаны, упорен и тверд в своей приверженности этой стране. «В Париже может быть лишь счастлив человек!» – бросает он заключительную фразу комедии.

Большинство произведений Хвостова в XVIII веке печаталось в периодических изданиях («Собеседник любителей российского слова», «Лекарство от скуки и забот», «Новые ежемесячные сочинения», «Зритель», «Муза», «Московский журнал», «Аониды» и т. д). А как отметил критик Н.А. Добролюбов в своей ставшей хрестоматийной статье «Русская сатира в век Екатерины», «у нас… журнальная литература всегда пользовалась наибольшим успехом».

О силе слова и творчестве говорит Хвостов в своих оригинальных притчах «Павлин» и «Солнце и Молния» (1783). В притче «Павлин», которая близка по смыслу к известной басне И.А. Крылова «Осел и Соловей» (1811)[8] он выводит бездарного хулителя вдохновенных певцов:

Тогда предстал павлин, Зоилтоя дубровы,Который голоса певцов ее бранил,А голосом своим одних лишь совпленил.

Этот Зоил не только на чем свет стоит ругает голосистых птиц, но и заставляет их петь на свой, павлиний лад (возможно, броское и величественное оперение павлина намекало читателям на сочинителей «пышных» од): Он

…хотел взложить оковыНа всех поющих птиц той хорныядубровы,Наш вздумал Аристарх,что он в дуброве сейЗаставит лес плясать, подобнокак Орфей.

Тут в разговор вступают соловьи, которые ставят на место зарвавшегося горе-песенника:

Перейти на страницу: