Всешутейший собор

Здравствуйте, женившись, дурак
и дура,
Еще блядка дочка, тота и фигура!
Теперь-то время вам повеселиться,
Теперь-то всячески поезжанам
должно беситься:
Квасник дурак и Буженинова
блядка
Сошлись любовью, но любовь их
гадка.
……………………………………………….

Плешницы, волочайки и скверные
бляди!
Ах, вижу, как вы теперь ради!
Гремите, гудите, брянчите, скачите,
Шалите, кричите, плешите! – и т. д.

Эти грубые, похабные, бесчестившие новобрачных стихи были встречены громким дружным гоготом. Ирония состояла в том, что Голицына и Буженинову язвил пиит, положение которого было немногим лучше судьбы безответных шутов. Достаточно сказать, что буквально накануне он был жестоко избит (причем трижды!) устроителем празднества кабинет-министром А.П. Волынским, приказавшим ему незамедлительно сочинить сей непристойный опус. Маска же, надетая на стихотворца, скрывала следы побоев на его лице.

А новобрачных после свадебного пира отвезли в Ледяной дом и положили на ледяную кровать, где, по замыслу устроителей празднества, им надлежало провести первую брачную ночь. Чтобы шут и шутиха не вздумали бежать из ледяного плена, к дому приставили крепкий караул. Литературное предание гласит, что Авдотья Ивановна, подкупив стражу, раздобыла овечий полушубок и тем самым спасла себя и мужа от неминуемой смерти.

Спустя восемь месяцев после «куриозной» свадьбы императрица Анна Иоанновна почила в Бозе. А еще через три недели страной стала править ее племянница Анна Леопольдовна, ставшая регентшей при младенце-императоре Иоанне Антоновиче. И первым делом эта правительница обратила внимание на «учиненные мучительства» над шутами. Все штатные забавники ее венценосной тетушки были уволены и получили дорогие подарки.

А что Голицын? О его дальнейшей жизни известно немного. С Бужениновой, ставшей после замужества княгиней, они стали безбедно жить в родовом имении Голицыных – подмосковном Архангельском. До нас дошел портрет, на котором рядом с вальяжным барином сидит маленькая, широкоскулая, «беспородная» особа. С ней, улучшившей свежей азиатской кровью род Голицыных, князь прижил двух сыновей – Андрея и Алексея. В конце 1742 года, при родах Алексея, калмычка скончалась. И уже в 1744 году Михаил Алексеевич обвенчался в четвертый раз с А.А. Хвостовой, бывшей моложе его на целых 45 лет! От этого брака родились три дочери – Варвара, Анна и Елена.

Ю.М. Нагибин, домысливая жизнь этого бывшего шута императрицы, завершает свое повествование тем, что князь под старость будто бы сам заводит себе шутов – концовка эффектная, но не имеющая, по нашему мнению, никакого отношения к действительности.

Сообщим лишь достоверные сведения: Михаилу Алексеевичу Голицыну была отпущена очень долгая жизнь – он умер в 1778 году, 90 лет от роду. Тело его погребено в селе Братовщина, по дороге от Москвы к Троице-Сергиевой Лавре. Историк-этнограф И.М. Снегирев сообщал, что на церковной паперти Братовщины видел надгробный камень князя, вросший в землю и отмеченный полустертой надписью. Едва ли он сохранился до наших дней.

Наказание за любовь

В романе-хронике В.С. Пикуля «Слово и дело» есть выразительная сцена с участием шута царицы Анны Иоанновны князя Никиты Федоровича Волконского: «Стоял Волконский в стороне и горевал: умерла недавно жена, а письма, какие были при ней, ко двору забрали. Письма были любовные… И письма те при дворе открыто читали (в потеху!) и смеялись над словами нежными… Называл князь жену свою “лапушкой”, да “перстенечком сердца моего”, да “ягодкой сладкой”… Вот хохоту-то было!..» Гоготала вся шутовская кувыр-коллегия, а пуще других – самодержавная императрица. Она присвоила себе право устраивать семейную жизнь своих подданных, заставляя их любить друг друга не по зову души, а по ее монаршему приказу. Вот и Волконскому она категорически повелела о жене не горевать, более того, тщилась истребить в нём всякую память о супруге, с которой он был так счастлив.

Надо сказать, что Анне, не изведавшей радостей материнства, как будто пристала роль всероссийской крестной матери. Самой лишенной супружества, ей нравилось по своей прихоти женить своих подданных.