Всешутейший собор

Рассказ о нашем герое был бы неполон, если бы мы не упомянули о том, как некогда Екатерина II спасла его от неминуемой опалы. Произошло это сразу же после смерти Потемкина-Таврического, когда скорбь по нему осиротевшего Львова была еще очень остра. (А надо сказать, Сергей Лаврентьевич платил ему любовью и преданностью: он не покинул своего покровителя в его последний час и был рядом с ним на пыльной степной дороге по пути из Ясс к Николаеву). Шел званый обед, на котором присутствовало множество гостей, но Львов, погруженный в тяжелые думы, не обращал ни на кого внимания и мрачно молчал. В подобном расположении духа генерал (как некогда и Потемкин) имел обыкновение кусать ногти на руках. Это почему-то очень сильно раздражило сидевшего против него графа А.И. Моркова (1747−1827), человека весьма скандального и злого. А Морков, надо сказать, вошел тогда в особую силу, ибо был членом Иностранной коллегии и любимцем последнего фаворита императрицы князя П.А. Зубова. Этот граф тоже слыл записным остроумцем и, по словам П.А. Вяземского, «славился бритвенным своим языком и обращением до заносчивости невежливым». А князь А.А. Чарторыйский утверждал, что все «его слова были едки, резки и неприятны». Можно себе представить, как больно ранили беззастенчивые подначки и колкости Моркова, если даже видавший виды генерал Львов вспыхнул, вышел из себя и в сердцах запустил в голову обидчика тарелку из-под супа. Воцарилась гробовая тишина, а граф, вскочив из-за стола, как ошпаренный, помчался жаловаться на Львова к своему покровителю Зубову. Последний, призвав к себе генерала, гневно спросил, как мог он покуситься на такое дерзновение и, не услышав вразумительного ответа, выгнал его вон.

Тучи над Львовым сгущались, и будущее виделось ему в самых черных красках. О том, что произошло дальше, рассказывал сам Сергей Лаврентьевич: «На другой день был праздник. Я долго колебался: ехать ли мне во дворец или нет? Наконец решился ехать, чтобы скорее узнать мою участь. Во дворце многие уже слышали о сем происшествии. Некоторые сожалели обо мне; другие, не любя Моркова за насмешливый нрав его, были тем довольны… Князь Зубов, появясь, прошел прямо к Ней [Екатерине II. – Л.Б.] и чрез несколько минут, вышед оттуда, сказал мне, чтоб через час к нему приехал. Во весь этот час промучился я мыслями, ожидая решения моей судьбы. Один гнев Екатеринин и удаление от Ея лица ужасали меня больше всякого другого наказания. Приезжаю; меня пускают в кабинет к князю, где нахожу я его и Моркова. По некотором кратком молчании, князь, обращаясь к обоим нам, сказал: “Государыня желает, чтоб вы помирились, и если вы это сделаете, то она сегодня приглашает вас обоих к себе на вечер”. Мы попросили друг у друга прощения, обещали забыть прошедшее и были ввечеру у императрицы, которая, как бы не зная ничего о нашей ссоре, разговаривала с нами весьма милостиво». Львов резюмирует: «Можно себе представить, какою благодарностию сердце мое наполнено было к сему поистине материнскому со мною поступку милосердной монархини!»

Сергею Лаврентьевичу Львову была отпущена яркая жизнь, наполненная военными подвигами, общением с выдающимися людьми эпохи, завидным остроумием. Тот же А.С. Шишков рассказывал, как застал Львова на смертном одре. Юмор не изменил нашему герою и в последние минуты жизни. «Каков ты, Сергей Лаврентьевич?» – спросил у него адмирал. – «Да что сказать, – ответствовал тот, – большею частию чувств моих – зрения, вкуса, памяти – нагрузил я обоз и отправил на тот свет, а здесь остаюсь налегке». После сих слов генерал погрузился в глубокий сон, и душа его совершила свой полет – в вечность.

Шумный американец Федор Толстой

У Грэма Грина есть роман «Тихий американец», однако американец американцу рознь. Вот и русский граф Федор Иванович Толстой по прозвищу Американец (1782−1846) тихим отнюдь не был, а, напротив, слыл человеком шумным, взбалмошным. Личность легендарная, персонаж скандальных историй, самый эксцентричный представитель славного рода Толстых, послуживший прототипом не одного литературного героя, он вызывал и ужас, и восхищение. Неугомонный бретер, стрелявший без промаха и убивший на дуэлях 11 человек, пьяница и обжора, нечистый игрок в карты, опасный сплетник – он был в то же время патриотом и героем войны, верным и самоотверженным другом, неистощимым остроумцем, личностью, сумевшей заслужить уважение таких выдающихся людей как П.А. Вяземский, А.С. Грибоедов, Д.В. Давыдов, Е.А. Баратынский, К.Н. Батюшков, В.А. Жуковский, В.Л. Пушкин, да и сам А.С. Пушкин. Все они сходились во мнении, что Ф.И. Толстой – удивительно яркая и крупная фигура.