Всешутейший собор

При этом в Ермолове открылся талант самый неожиданный! П.Х. Граббе увидел в его кабинете «книги и карты, разбросанные в беспорядке, горшочки с клеем, картонная бумага и лопаточки: его любимое занятие – переплетать книги и наклеивать карты». «Знаете, чем он весь день занимается? – вопрошает зачастивший к генералу великий князь Михаил Павлович. – Переплетением своих книг! Он, говорят, сделался в этом смысле таким искусником, что никакой цеховой переплетчик его не перещеголяет». А историк А.Г. Кавтарадзе указывал, что искусство переплетения книг Ермоловым сравнивали с такими мастерами как Винье и Келлер и что он написал даже специальное руководство для переплетчика. Руководство это до нас не дошло, зато известно признание самого Алексея Петровича, где он, похоже, как будто удивляется своему новому, сугубо мирному ремеслу. «Ничего не умевши сделать из себя лучшего, – пишет он другу, Н.П. Годейну, – я искусился в этом роде работы, так что если обратили бы меня ранее к полезным занятиям, я мог бы сделаться примечательным кожевником. Надобно убедиться, что нелегко познать способности людей!»

Способность вышучивать и острить, однако, не покидала опального генерала и на склоне лет. Рассказывают, что в 1841 году Ермолов занемог и послал за своим доктором Выготским, но тот, купаясь в деньгах и славе, пренебрег своими обязанностями и приехал только на следующий день. Между тем Алексей Петрович, оскорбленный небрежностью сего эскулапа, взял себе другого врача. Когда же приехал Выготский, генерал велел ему передать, что он болен и принять его не может.

Во время Крымской войны московское дворянство единогласно избрало престарелого Ермолова начальником Московского ополчения. Через несколько дней генерал получил уведомление об избрании его главой и Петербургского ополчения, а вслед за этим – начальником ополчений Новгородской, Калужской, Орловской и Рязанской губерний, что свидетельствовало об огромной популярности Ермолова. Он согласился возглавить только Московское ополчение; однако вскоре отказался и от этой должности, сославшись на свой преклонный возраст.

Последняя известная шутка Ермолова относится уже ко времени окончания Крымской кампании, весьма неудачной для России. Князь А.С. Меншиков (он был главнокомандующим в Крыму), проезжая через Москву, посетил генерала и, поздоровавшись с ним, сказал: «Давно мы с вами не видались! С тех пор много воды утекло!» – «Да, князь! Правда, что много воды утекло! Целый Дунай уплыл от нас!» – отвечал Ермолов…

Скончался Алексей Петрович в апреле 1861 года в Москве, но похоронить себя завещал в Орле, рядом с могилой отца, и «как можно проще». Но панихиду по нему жители Орла устроили грандиозную: церковь, где шло отпевание, площадь и прилегающие улицы заполонили толпы людей. А из Петербурга писали, что после кончины Ермолова «на Невском проспекте во всех магазинах выставлены его портреты, и он как будто воскрес в памяти России в минуту смерти».

Рассказ о дерзком остроумце Алексее Петровиче Ермолове лучше всего завершить его же словами: «О дерзость, божество, перед жертвенником которого человек не раз в жизни своей должен преклонить колена! Ты иногда спутница благоразумия, нередко оставляя его в удел робкому, провождаешь смелого к великим предприятиям!»

Светлейший острослов Александр Меншиков

Современники называли его «самым остроумным человеком в России». Светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков (1787−1869) принадлежал к числу записных остряков. Но сохранившиеся о нем отзывы настолько противоречивы, что вызывают больше вопросов, чем ответов. «Едва ли можно встретить другого человека, оцениваемого столь различным образом не только различными, но одними и теми же судьями», – свидетельствует историк. Даже сама наружность князя производила какое-то двойственное впечатление. Великий князь Михаил Павлович говорил, что если смотреть на Меншикова с двух сторон, то «одному будет казаться, что он смеется, а другому – что он плачет». Приходится признать, что характер, душевный склад и даже логику поступков этого известного царедворца и острослова еще только предстоит разгадать…