Всесожжение

Я падаю навзничь, ударяюсь затылком о камень, торчащий из перерытой земли. Ко мне спешат ближайшие стражники. Картер громко кричит – наверное, испугался не на шутку. На какой-то миг у меня заглючили блокады, и меня засыпало мусором рекламы. Я узнаю о мазях для укрепления имплантатов, о конях для скачек, серверах, турбодельтапланах, вибраторах и стимуляторах. Новости толкаются, как бешеные, а приоритет каждой на уровне ноля. Откуда-то приплывает архивная информация: «Ада Лавлейс была первой в мире программисткой, а киберфеминистические пионерки из VNS Matrix в 90‑х годах ХХ века вламывались на порно-сайты с подростками, чтобы их блокировать. Их девизом было: «„Клитор непосредственно связан с матрицей‟». А мне какая разница?! Канцер, ты там вообще уснул?

Моргнув, отключаю прилив информации, аж в глазах темнеет. Закрытые веки и темнота, правильное совпадение. Чёрт его побери!

– Что случилось? – спрашивает Хендрикс.

– Отзовись, Францишек, – Надя запускает инфор, а может, это Луиза в замешательстве возобновляет связь с Замком. – Я установила, что это была не хакерская атака. Ты получил какие-то повреждения? Сканирую, подожди немного…

– Мне надо идти, – я смотрю на них с удивлением аутиста. – Майор, «чёрные» летят сегодня в Бильден за маточниками клещей?

– Да, – тот заглядывает в память. – СКП возобновил работу, через полчаса поднимаем транспортные дельтапланы и вертолёты.

– Я хочу полететь с ними. Мне нужно решить кое-что снаружи.

Хендрикс и Картер пробуют воспротивиться. Они ссылаются на моё нестабильное состояние и необходимость консультации с Медицинским Отделом. Могли бы так пререкаться часами.

– Делегируйте Стражу охранять мою колыбель. Выполнять, майор!

Я не собираюсь вступать с ними в переговоры, не собираюсь спрашивать у Нади разрешения. Если она в курсе всего этого дела и до сих пор даже не пикнула, то у неё наверняка есть какая-то цель. Она лишь увеличит охрану нейрологических данных. Будет пытаться зондировать угрозу, может прочитать меня ещё раз этой ночью, потому нужно действовать сейчас же, подальше от её глаз и ушей, подальше от инфора. Я сделаю недопустимое: использую один из наших ИИ против другого. За нечто подобное можно попасть в биодеградирующую колонию нано. Но я рискну.

Появляется миллион вопросов, которые налазят друг на друга, как окна сайтов. Знал ли Антон, кем является, когда умирал в Сулиме? И знал ли обо мне? Правдивы ли результаты исследований колыбели отца, сделанные Надей? Может, интендант вышла из-под контроля и ведёт какую-то непонятную для людей (и человеческих копий) игру? Я – агент чужой корпорации и краду наиважнейшие тайны «ЭЭ», или я – лишь неопасная споровидная форма давно погибшей личности? А Марина и грёбаный Картер, они всё ещё гордые носители человеческих мозгов?

Мой худший кошмар осуществился в хардкор-версии, нельзя быть уверенным ни в себе, ни в ком-либо из семьи. Я инстинктивно глажу себя по голове, с которой капает на рубашку тёплая кровь.

Один из солдат прикладывает к моей голове губчатый шарик биопластыря. Повязка прилипает в коже и сдерживает кровотечение, ускоряя процесс заживления. Какую-то минуту голова чешется хуже, чем вспотевшие гениталии, потом начинает действовать анестезия. Немного вихляя, иду в сторону замкового двора, Луиза незаметно сопровождает меня. Говорю Наде, что я плохо себя почувствовал после последнего визита на Вересковые пустоши (мне уже лучше, не о чем беспокоиться), но вынужден лично отправиться в бильденский отдел «Элиас Электроникс». Мне насрать, верит она мне или нет. Она подумывает, не задержать ли меня в Радеце силой, однако решает не заходить так далеко. Пока что. Мне нужно связаться с Вероникой и запланировать взлом мозга интенданта.

Её серверы закопаны на глубине пятидесяти метров под полом Замка, физически мы не повредим ни диски, ни автономное питание, но хорошо зная карту ИИ и имея ключи, можно попробовать атаку трояном. Это одноразовый выстрел, я рассчитываю на ум Вероники и её вычислительные способности, а они в два раза мощнее, чем у Нади. (Если только оба ИИ не в сговоре.)

Когда забираюсь в транспорт, то вспоминаю слова Ронштайна, которые он сказал во время своего последнего визита в Рамму: «Ваши дети – это постгумус, Францишек». Тогда я принял это на счёт Пат, себя-то считал ещё живым. Пять лет назад я попросил взять гены из банка в Кодене и вырастить близняшек – потомков людей, которые никогда не видели друг друга в первичных оболочках. Когда я познакомился с их матерью, у меня было уже третье тело, а она прошла генную мутацию после излучения френами. Однако наши дети унаследовали первичный генотип, лишь минимально исправленный модами ДНК. Может, Харви знал о моей смерти? Может, он знал, что во время зачатия Эмилии и Иана, их родители были давным-давно мертвы, и они – сироты, призваны к жизни из-за нечеловеческого каприза? Восстали из мёртвых, когда мир охватило безумие. Настоящие загробники, мои дети.