Всевидящее око

Нет смысла спорить. Моя дочь ушла, это ясно как день. Но главное другое: она никогда и не была здесь, и еще в те давние дни я часто пытался вспомнить все, что связано с ней. Вспоминал, к примеру, как жена часто извинялась за то, что не родила мне мальчика. И как я всегда успокаивал ее, повторяя: «Дочь мне подходит даже больше». А кто может лучше заполнить тишину? Тишину такой, как эта, ночи, когда я занят своими обычными делами – когда я в «холостяцком настроении», как говаривала Мэтти, – и вдруг поднимаю голову… и вот она, в дальнем конце комнаты. Моя дочь. Стройная и изящная, с пылающими от близкого огня в камине щеками. Она то штопает рукав, то пишет письмо своей тетке, то улыбается тому, что когда-то написал мистер Поуп[45]. Мои глаза находят ее и уже не отпускают.

И чем дольше я смотрю на нее, тем сильнее разрывается сердце, ибо мне кажется, что я уже теряю ее. Что начал терять с того дня, когда впервые взял на руки, пунцовую и орущую. В конечном итоге ничто так и не помешало ей уйти. Ни любовь. Ни что-либо другое.

– Сейчас я тоскую исключительно по Агари, – сказал я Пэтси. – В моем кофе не хватает сливок.

Она посмотрела на меня. Изучающе, как смотрят на юридический документ.

– Гас, ты не добавляешь сливки в кофе.

Повествование Гаса Лэндора

11

С 1 ноября по 2 ноября

Четыре часа – это своего рода волшебный час для Вест-Пойнта. Дневные занятия закончены, до вечернего построения далеко, и у кадетов появляется краткий промежуток в долгом течении дня, которое бóльшая их часть использует для штурма дамских цитаделей. Ровно в четыре часа целый полк молодых, разодетых в розовое, красное или голубое женщин марширует по Тропе флирта. Через несколько минут на них наступает орда серых; они подают руку либо розовой, либо голубой, и если дело продвигается успешно – скажем, через день или два, – можно увидеть, как серый срезает ближайшую к сердцу пуговицу и обменивает ее на локон розовой. Даются клятвы в вечной любви. Льются слезы. Через полчаса все заканчивается. Ничто не сравнится с этим по эффектности.

Сегодняшний день принес и другой полезный результат. Окружающая территория очистилась от кадетов, и я, стоя лицом к пустой Равнине, оказался в одиночестве у северного входа в ледник. Листья мерно сыпались на землю, и свет, яркий до сегодняшнего дня, приобрел мягкость, приглушенную поднимающимся туманом. Я был совершенно один.

А потом послышался шорох… треск ветки… тихие шаги.

– Вот и славно! – сказал я, поворачиваясь. – Значит, записка дошла до вас.

Не останавливаясь, кадет четвертого класса По обошел ледник, открыл дверь и нырнул внутрь. Из проема вылетел клуб холодного воздуха.

– Мистер По?

Откуда-то из темноты прозвучал хриплый шепот:

– За мной кто-нибудь шел?

– Дайте-ка… нет.

– Уверены?

– Да.

Он приблизился к двери – лишь настолько, что стало видно лицо. Нос. Подбородок. Изморозь на брови.

– Я озадачен вашим поведением, мистер Лэндор. Вы требуете полнейшей секретности, а потом вызываете меня при свете дня…

– Простите, деваться было некуда.

– А вдруг меня увидят?

– Веский довод. Думаю, мистер По, будет лучше, если вы заберетесь сюда.

Я указал на соломенную крышу ледника, силуэт которой на фоне неба напоминал тупой наконечник стрелы. По повернул голову в том направлении, куда указывал мой палец, и наконец вышел на дневной свет, щурясь от солнца.

– Здесь невысоко, – сказал я. – Пятнадцать футов, не больше. А вы так здорово умеете лазать.

– Но… зачем? – прошептал он.

– Вероятно, мне надо будет вас подсадить. А потом обопретесь на дверную раму… вон там, видите? И оттуда без труда доберетесь до карниза…

Он посмотрел на меня так, будто я произносил слова задом наперед.

– Если, конечно, вы ощущаете усталость после недавних восхождений, – сказал я, – я вас пойму.

Какой у него был выбор? По положил кивер на землю, потер руки, хмуро кивнул мне и сказал:

– Я готов.

Будучи небольшого роста, он буквально слился с каменной поверхностью ледника и оступился только раз, уверенно взбираясь вверх. А спустя полминуты уже сидел, как горгулья, на карнизе.

– Видите меня оттуда? – крикнул я.

Неразборчивое бормотание.

– Простите, мистер По, не слышу.

– Да. – Свистящий шепот.

– Не переживайте. Нас еще долго не потревожат, а если кто-то услышит меня, всё спишут на мою невменяемость, которая… Простите, что вы сказали, мистер По?

– Пожалуйста, объясните, зачем я здесь.

– Ах, да! Вы ищете место преступления. – Взмахом руки я обозначил зону поисков. – Второго преступления, – поправился я. – Того, когда у Лероя Фрая вынули сердце.

Теперь я стоял к северу и чуть к северо-востоку от двери ледника. К северо-западу от меня находились офицерские квартиры, к западу – казармы для кадетов, к югу – учебные корпуса, а к востоку – караульный пост в форте Клинтон. Очень разумный выбор сделал наш неизвестный: нашел единственную точку, где, невидимый для всех, мог выполнить свою задачу.