При виде черт ее дорогого лица, столь мастерски загримированного под мужское и вновь обретшего привычную женственность, моя душа затрепетала от радости. Лея вновь поманила меня, но теперь ее пальцы уже не казались мне когтями Плутона, нет, то были милые, нежные, удивительно изящные пальцы божественной Астарты[141].
Я поставил ногу на порожек саней и прыгнул внутрь, задев Лею. Весело смеясь, она откинулась на мягкую спинку, обняла меня и стала медленно привлекать к себе. Ее длинные ресницы опустились, а ее губы – ее странные асимметричные губы – раскрылись…
Но в этот раз, Лэндор, я не лишился чувств. Я не посмел! Расстаться с нею хотя бы на секунду (даже если б эта секунда перенесла меня в наипрекраснейшие из райских миров)… это было немыслимо.
– И куда же мы поедем, Лея?
Снег к этому времени прекратился. Солнце прорвало серую пелену и теперь заливало белое пространство, делая его ослепительно сияющим. Но до чего же изобретательной оказалась моя Лея. Ведь где-то она сумела раздобыть сани и лошадь, откуда-то достала этот диковинный наряд и придумала себе облик, столь идеальный для моего «похищения». Пораженный ее выдумкой, ее бесконечным артистизмом и неистощимостью фантазии, я мог оставаться лишь зрителем, смиренно дожидающимся следующего действия этого удивительного спектакля.
– Куда вы меня повезете? – вновь спросил я.
Если бы она ответила, что на небеса или в ад, для меня бы это не имело никакой разницы. С нею я был готов ехать куда угодно.
– Не волнуйтесь, Эдгар. Мы успеем вернуться к обеду. Ведь мои родители ждут нас обоих.
Будущее показалось мне россыпью драгоценных камней. Нам принадлежал не только день, но и вечер. Представляете, Лэндор? И все это время мы будем вместе!
Не стану описывать подробности нашей прогулки. Но когда сани остановились на вершине холма, глядящего на Корнуолл, когда колокольчики на упряжи затихли, когда Лея откинула поводья и даровала мне счастье положить голову ей на колени… когда аромат фиалкового корня окутал меня, будто дым священных благовоний… мое счастье перешло в иную сферу, лежащую вне фантазий, реальности и даже самой жизни.
Только не думайте, Лэндор, что любовь заставила меня полностью забыть о нашем деле. Говоря с Леей, я сумел перевести разговор на погибших кадетов. Я выяснил: Боллинджер был для нее не более чем близким другом Артемуса. Лею больше печалили переживания брата; она не воспринимала убийство Боллинджера как свою личную утрату.
Заговорить о Фрае оказалось сложнее. Но я нашел способ: я сказал, что мы могли бы прокатиться на кладбище, если это благословенное место не вызывает у нее тягостных воспоминаний. Как бы невзначай я добавил, что ей, возможно, будет интересно взглянуть на могилу Фрая, присыпанную снегом.
– Эдгар, а почему вас так заботит несчастный Фрай? – спросила Лея.
Стараясь не пробудить в ней ни малейших подозрений, я придумал весьма хитроумный ответ. Я сказал Лее, что Фрай восторгался ею и я, будучи innamorato[142], считаю делом чести выразить свою признательность каждому, кто претендовал на эту высокую роль.
– Он не годился для исполнения моих жизненных замыслов, – возразила Лея, постукивая ножкой по ковру, лежащему на дне саней.
– А кто же вам годится?
Почему-то этот простой вопрос освободил ее лицо от всех мыслей и чувств. Оно превратилось в чистый лист, на котором я не отваживался провести даже крошечный штрих.
– Вы, вот кто, – наконец ответила Лея.
Затем она нагнулась за поводьями и с веселым смехом развернула лошадь. Мы тронулись в обратный путь.
Поймите меня, Лэндор: я более не могу подозревать Артемуса. Ведь он рос и воспитывался вместе с Леей. Они слушали одни и те же сказки, повторяли одни и те же молитвы. В их характере так много общих черт. Я не верю, что Артемус способен на столь жестокое и отвратительное преступление. Разве могут два плода с одного дерева… люди, которые с такой нежностью и заботой относятся друг к другу… идти в противоположных направлениях: один к Свету, а другой – к Тьме? Это просто невозможно.
Лэндор, я молю небеса о помощи.
Рассказ Гэса Лэндора
24
Эх, мой дорогой влюбленный петушок! Не ожидал я от тебя такой наивности. Думаешь, люди идут либо по пути света, либо по пути тьмы? А если по обоим путям сразу? Что ж, мы могли бы горячо поспорить об этом в один из вечеров. Но пока нам с тобой не до споров, ибо мы оба приглашены на обед к Маркисам.
Всю дорогу к дому доктора я раздумывал над таким внезапным поворотом сюжета. Наверное, это даже к лучшему. Даже если я ничего не узнаю, то хотя бы проверю наблюдательность своего лазутчика.