Всевидящее око

Куплетов оказалось всего три. Думаю, Лея пела не более пяти минут. Когда песня окончилась, мы все повскакивали на ноги и зааплодировали с таким неистовством, будто от этих хлопков зависела наша жизнь. Миссис Маркис хлопала громче остальных. Ее ноги выплясывали тарантеллу. Не выдерживая пронзительного голоса супруги, доктор заткнул уши.

– Спасибо, дорогая! – кричала миссис Маркис. – Я же знала, что ты не посрамишь мать. Мне только очень хочется… я скажу об этом сейчас и больше не заикнусь… Лея, не зажимай голос. Он у тебя должен литься вширь, – здесь миссис Маркис рубанула воздух невидимой саблей, – а не карабкаться вверх. Пение – не подъем на высокую гору. Это путешествие в… резонанс. Между прочим, я тебе это уже говорила, моя дорогая.

– Алиса, – с укоризной произнес доктор Маркис.

– Разве я сказала что-то обидное?

Не получив ответа от мужа, миссис Маркис обвела вопрошающим взглядом всех остальных, после чего вновь обратилась к дочери:

– Лея, девочка моя, скажи честно, разве я тебе сделала больно?

– Нет, мама, – холодно ответила Лея. – Я ведь тебе тоже говорила: чтобы сделать мне больно, нужно сильно постараться.

А почему у всех такие скучные и насупленные лица? – с непосредственностью ребенка удивилась миссис Маркис. – Зачем нам собираться, если мы не умеем быть веселыми?

В ее глазах блеснули слезы.

– Вы только взгляните, как под луной серебрится снег! Какое чудо, а мы совершенно разучились радоваться. Почему?

– Мама, мы радуемся, – сказал Артемус.

Тон его был вовсе не радостным. Просто он в очередной раз исполнял сыновний долг. Однако на миссис Маркис слова сына пролились целебным бальзамом. Глаза вспыхнули, и она тут же принялась за устройство развлечений. Подчиняясь ее неукротимой энергии, мы играли в шашки, разгадывали шарады. За чаем, когда подали торт, мы послушно завязали глаза, чтобы угадать, какие пряности туда положила Эжени (теперь уже «наша милая хлопотунья Эжени»). После чаепития мы вернулись в гостиную. Хозяин дома сел за пианино (кстати, доктор оказался неплохим музыкантом) и заиграл «Колониальную старину»[148], ухитряясь придать веселой песенке оттенок грусти. Артемус и Лея, обняв друг друга за талию, раскачивались в такт музыке. По уселся на оттоманку, с любопытством разглядывая молодых Маркисов, словно те были диковинными птицами. Тут миссис Маркис снова вспомнила обо мне.

– Мистер Лэндор, вы вполне сыты? – деловито спросила она. – Вы мне правду говорите? Ну, тогда замечательно. Будьте любезны, сядьте ко мне поближе… Я так рада, что вы к нам пришли. Жаль только, что Лея сегодня не в ударе. В другое время она бы вас не разочаровала.

– Я… честное слово… грешно сетовать на…

– Вы просто очень деликатный человек, мистер Лэндор. Удивляюсь, как с момента вашего появления в Вест-Пойнте вы не стали объектом интриг.

– Каких интриг, миссис Маркис?

– Женских, мистер Лэндор! Не думайте, будто я слепа к проделкам женщин. Их атаки погубили больше мужчин, чем все войны, вместе взятые. Уверена: кто-нибудь из местных дам наверняка мечтает сосватать за вас свою дочь-дурнушку.

– Право, не знаю. Мне трудно в это поверить.

– О, будь у них такие дочки, как Лея, вы бы сейчас не удивлялись моим словам. Лею здесь всегда считали «лакомым кусочком». Если бы не ее… своеобразие, у нее бы не было отбоя от женихов. Но у моей девочки слишком много… идеалов. Я всегда считала, что рядом с нею должен оказаться мужчина более зрелый и опытный. Тот, у кого хватило бы терпения воздействовать на нее ласковыми уговорами и направить ее на стезю, предназначенную ей Богом и природой.

– Мне думается, ваша дочь сумеет самостоятельно разобраться в подобных вопросах, – осторожно возразил я.

– Ах, мистер Лэндор! – громко перебила меня миссис Маркис. – В ее возрасте я тоже считала, что обойдусь без материнских советов. Спорила с матерью. Но сейчас понимаю, насколько она была права. Кто, как не мать, лучше знает, какая партия нужна ее дочери? И потому я при всяком удобном случае твержу своей девочке: «Лея, тебе нужен человек в годах. Желательно вдовец. С ним ты будешь по-настоящему счастлива».

Сказав это, миссис Маркис наклонилась и пару раз слегка дотронулась до моей руки. Казалось бы, обычный жест, но… я вдруг почувствовал себя в клетке с крепкими железными прутьями. Дверца захлопнулась прежде, чем мне удалось выпорхнуть.

Стараниями миссис Маркис ее последние слова слышали все, кто находился в гостиной. И все глядели на меня сквозь прутья клетки. Артемус, как мне показалось, просто оторопел от материнских откровений. Лея стояла с остекленевшим взглядом, плотно поджав губы. Зато у кадета четвертого класса По щеки горели как от хорошей оплеухи, а губы стали синими. Мой юный друг едва сдерживался. Финальная «шутка» миссис Маркис удалась на славу. Но и этого ей было мало.

– Дэниел, принеси мне шампанского! – визгливо потребовала миссис Маркис. – Я хочу вновь почувствовать себя двадцатилетней!