– Я готов вам поверить, мистер Лэндор. Но меня удивляет другое. Почему Боллинджер попросту не выкинул или не сжег этот дневник? Если он подозревал, что записи могут содержать нелестные или опасные для него факты, зачем же отдавать дневник матери Фрая? Разве он не боялся, что если не она, то кто-то другой все же расшифрует эту абракадабру?
Вопрос был по существу, но ответа я не знал. Возможно, Боллинджер не считал эти записи опасными для себя. В таком случае зачем он похищал дневник? Ведь должен же кадет первого класса понимать, что его поступок сочтут попыткой нарушить ход расследования, а это грозило отчислением из академии, если не более суровым наказанием. Я ничего не сказал Хичкоку, боясь, как бы он под горячую руку не затребовал к себе Боллинджера и не наломал дров.
– Я все-таки хочу услышать ваш ответ, мистер Лэндор, – прервал мои размышления капитан.
Он услышал мой ответ, хотя я и сам не верил в то, что говорил.
– Мне думается, Боллинджер подспудно желал, чтобы кто-то когда-то прочел записи Фрая.
– Зачем ему это нужно?
– Затем, что у него есть совесть.
Капитан запыхтел, однако возражать мне не стал. Наверное, такой ответ его удовлетворил.
Не думай, читатель, что я вдруг решил защищать кадета Боллинджера. Я его почти не знал, а то немногое, что было мне известно, не вызывало у меня симпатий к нему. Скорее наоборот. Но если Боллинджер и в самом деле виновен, военная прямолинейность Хичкока лишь спугнет его и заставит затаиться его возможных сообщников.
Но что вынуждало самого Фрая шифровать записи? Чего опасался он? Если ему было что скрывать, зачем вообще заводить дневник? Думаю, здесь мы сталкиваемся с одной из загадок человеческой души, с ее потребностью сделать тайное явным, вывернув себя наизнанку. Эта потребность движет всяким, кто берется писать дневник, включая и меня.
Вернусь, однако, к записной книжке Фрая…
16 июня. Сегодня начинаетца виликое преключение.
Такой записью открывался его дневник. В отличие от кадета По, кадет Фрай достаточно вольно обходился с правописанием. Я пока не знал, о каком «преключении» писал Фрай. Для меня же чтение (если это можно было назвать чтением!) началось со скрупулезной, утомительной работы. Я сидел за столом, довольствуясь парой свечей. В одной руке я держал карандаш, в другой – увеличительное стекло. Слева лежал дневник Фрая, справа – моя записная книжка, куда я переписывал расшифрованные слова и фразы (уже без грамматических ошибок автора). Буквы, словно мухи, налетали на меня со всех сторон. Через какое-то время в глазах начинало рябить. Я прерывал работу, откидывался на спинку стула и закрывал глаза.
Едва начав, я уже чувствовал, что этот дневник выпотрошит меня. Работа подвигалась чертовски медленно. Я одолел не более двух страниц, когда в дверь постучали. Стук был совсем тихим. Кадет По (кто же еще явится сюда в такое время!).
Не дожидаясь моего ответа, он приоткрыл дверь и юркнул внутрь, застыв на пороге. Я только сейчас заметил, до чего же стоптаны его сапоги. На форменном плаще, возле плеча, красовалась свежая дыра. В руках он держал очередной свой отчет.
Боже милостивый! Я сегодня утону в писанине!
– Вы могли бы и не спешить, – не слишком-то приветливо произнес я. – Как видите, я сегодня занят.
– Я написал это легко и быстро, – ответил По, переминаясь с ноги на ногу.
– Знаю, какой ценой вам дается эта легкость и быстрота. Вы окончательно загоните себя и свалитесь.
– Пустяки, – беспечно отмахнулся По.
Он уселся на пол. Свечи стояли на столе, и его лица я почти не видел, однако глаза моего помощника лихорадочно блестели даже в темноте. По смотрел на меня и словно чего-то ждал.
– Что у вас там? – спросил я, кивком указывая на коричневый пакет.
– Вам стоит это прочесть как можно скорее.
– Прямо сейчас?
– Да, мистер Лэндор. Я подожду.
Он даже не спросил, чем я тут занимаюсь. Должно быть, решил, что просто коротаю время в ожидании его новостей. Впрочем, может, и так.
– Ну что ж, – согласился я, принимая от него листы. – Надеюсь, этот ваш отчет короче предыдущего.
– Скорее всего, да.
– Не хотите чего-нибудь глотнуть? – спросил я, сожалея, что так холодно встретил его.
– Нет, спасибо. Я просто посижу и подожду, пока вы читаете.
Он сидел на холодном полу и следил за каждым словом, которое прочитывали мои глаза. И сколько бы раз я ни оглядывался на него – я видел одну и ту же картину: застывшего, терпеливо ждущего По.
Отчет Эдгара А. По Огастасу Лэндору
Моя «кладбищенская» встреча с мисс Маркис окончилась полной неопределенностью, и я терялся в догадках, увидимся ли мы снова. Казалось бы, мы едва успели познакомиться, но мысль о том, что я ее больше никогда не увижу… эта мысль мучила и истязала меня с изощренностью самых жестоких палачей.