Всевластие любви

Тетушка говорила, что борется с его влиянием, но, по мнению Кейт, она ревновала Торкила к Филиппу, поскольку даже то малое влияние, которое Филипп оказывал на Торкила, было, несомненно, благотворным. Ее повергал в бешенство молчаливый отказ Филиппа стать рядовым гостем в Стейплвуде, чей приезд зависит от формальных приглашений. Он приезжал, когда ему хотелось, и для сэра Тимоти его приезды никогда не бывали чересчур частыми. Пеннимор сказал как-то Кейт, что с приездом мистера Филиппа сэр Тимоти становится таким, каким бывал в прежние дни, и это, как она догадывалась, лишь прибавляло гнева леди Брум. Нетрудно было представить, как горько должно было тетушке видеть радость в глазах сэра Тимоти, когда Филипп входил в комнату, думать, что Филипп ему дороже собственного сына, и быть бессильной породить между ними отчуждение. Здесь-то, по мнению Кейт, и коренились все проблемы. Леди Брум желала безоговорочно властвовать над всеми в Стейплвуде и управлять любой ситуацией, однако эта ситуация была ей не подвластна. Не удавалось ей и уничтожить привязанность Торкила к Филиппу: достаточно было им сойтись лицом к лицу, как Филипп из врага превращался в добродушного старшего кузена, товарища детских игр. А Филиппом она и вовсе не могла управлять, не имея над ним ни власти, ни влияния. Он бывал безупречно вежлив, никогда не пытался вмешиваться в ее дела, но и сам всегда поступал по-своему, чувствуя себя в Стейплвуде совершенно как дома. Казалось бы, такое положение вещей должно было бы сделать его визиты более приемлемыми для нее, коль скоро он не требовал к себе внимания и на него не нужно было тратить свое время. Но на деле оно лишь служило поводом для новой обиды; она говорила, что он ведет себя так, словно Стейплвуд – его собственность. Воистину, думала Кейт, когда дело доходит до взаимных обвинений, они стоят друг друга: ни один не способен видеть в другом хорошее.

Ее размышления были прерваны робким стуком в дверь, означавшим приход Эллен, потому что вести, принесенные Эллен, вытеснили из ее головы все проблемы, кроме домашнего хозяйства. Шеф-повар желал знать, не угодно ли ей будет сделать распоряжения на сегодня, а миссис Торн была бы рада, если бы Кейт улучила минутку перемолвиться с ней словом.

Через полчаса, входя в столовую, Кейт с удивлением обнаружила там одного Филиппа, неспешно попивающего кофе за чтением «Мансли мэгэзин». При ее появлении он отбросил журнал в сторону и поднялся ей навстречу, широко раскинув руки в приветствии.

– Доброе утро, моя радость! – с нежностью сказал он. – Я ждал вас. – Он завладел ее руками и поцеловал их. – Я все собираюсь спросить, как вам удается каждый раз выглядеть все более красивой?

Она вспыхнула, смущенно взглянув ему в лицо.

– О Филипп, вы… Вы льстец! Это неправда!

– Это правда! И, знаете ли, я при этом чувствую себя наказанным: очень жестоко с вашей стороны так поступать, зная, что я не могу вас поцеловать!

Он шагнул к столу и отодвинул стул:

– Присаживайтесь! – И, пододвигая стул, запечатлел поцелуй на ее макушке в тот самый момент, когда вошел Пеннимор, неся чайный поднос и блюдо с горячими лепешками.

Верный слуга ни малейшим движением век не выдал, что заметил неподобающее поведение мистера Филиппа Брума, но Кейт совершенно потерялась от смущения, и как только Пеннимор удалился, учинила своему суженому разнос.

Он отошел и уселся на свое место на другом краю стола, не проявляя никакого раскаяния.

– Господь вас храни, прекрасная моя дикарка, нам нечего бояться старины Пеннимора!

– А если бы это оказался не Пеннимор, а Джеймс или Уильям? – допытывалась она. – Или доктор? Или Торкил? Хорошенькая была бы сцена!

– Ну хватит браниться, ворчунья! Делаболь закончил завтрак, когда я только принимался за свой, а Торкил… Он, по утверждению доктора, провел беспокойную ночь и был с утра ужасно вялый. Я думаю, Делаболь подмешал ему вчера в лимонад какое-нибудь снадобье, с помощью которого он его утихомиривает. Торкил выпил и сразу стал сонным, начал зевать и жаловаться, что у него слипаются глаза, – за что, уверяю вас, я был ему весьма благодарен! Я с ним успел намучиться. Наверное, его возбуждает полнолуние: он во что бы то ни стало решил отправиться к озеру. Мне оставалось только надеяться, что я смогу вытащить его из воды.

Кейт тревожно спросила:

– Он был в плохом состоянии? Когда он вышел к обеду, он показался мне взвинченным, но потом как будто успокоился, и я надеялась… Но когда доктор Делаболь вошел в гостиную, я заметила, как изменился взгляд Торкила, – знаете, как это бывает?

Филипп кивнул.

– Я знаю. Нет, Торкил не был особенно раздражен, но он был на волосок от бешенства, когда Делаболь попытался со свойственной ему бестактностью уговорить его идти спать. Когда Торкил стал грозиться выпрыгнуть в окно и хвастаться, что он уже не раз так делал, я понял, что пора вмешаться… пока Делаболь не наделал глупостей.