Всеволод Бобров – гений прорыва

Бобров не мог не понимать, насколько он популярен. Поэтому он прекрасно отдавал себе отчет в том, что означает в его устах оценка действий спортсмена, особенно прозвучавшая по ходу игры в окружении болельщиков или в толпе, покидавшей стадион. Моментально тысячеустая толпа разнесла бы по всей Москве, да еще в вольной интерпретации, что думает Бобров по поводу игры известной команды или популярного нападающего. Вот почему на трибуне стадиона он выглядел нелюдимым, замкнутым, хотя в повседневной жизни более компанейского человека, большего жизнелюба трудно представить.

Конечно, сказывалась и природная скромность Всеволода. Правда, в одной из его книг часто можно встретить такие фразы: «Я люблю того-то», «Я многих отыскал сам в хоккейной толпе» и т. п. Но он так никогда не говорил. Это постарался журналист Леонид Горянов, литзаписчик обеих бобровских книг. После первой из этих книг «Самый памятный матч» вышла на нее рецензия Льва Филатова в газете «Советский спорт», содержавшая много справедливых упреков в адрес литзаписчика. Литературная запись – это хорошо обработанная крепкой редакторской рукой рукопись или же текст, в основу которого положено все, что наговорено собеседником, также отредактированный. Ничего подобного у Горянова не было, некоторые страницы представляли собой пересказ сухих газетных отчетов о футбольных и хоккейных матчах.

Горянов обиделся на Филатова и во второй книге снял упоминание, кем сделана литературная запись. Получилось, что вся книга от первой до последней строчки написана самим Бобровым. При чтении некоторых ее страниц волосы вставали дыбом – так называемый автор рассказывал о случаях, которых на самом деле не было. Например, речь шла о подготовке хоккейной команды «Спартак» к очередному матчу с ЦСКА. Но в дни, когда это якобы происходило, Бобров работал старшим тренером футбольной команды ЦСКА, а потому не мог одновременно «рулить» спартаковскими хоккеистами. И таких несуразиц во второй книге набралось немало.

По-человечески можно понять Боброва, когда Горянов предложил ему стать автором книги. Кому из знаменитых людей не хочется увидеть свою фамилию на обложках книг?! Не желая обидеть Боброва, щадя его самолюбие, никто из журналистов не откликнулся на появление второй его книги. Зато теперь во всех энциклопедических изданиях, где сообщаются биографические сведения о Боброве, названы две его книги, те самые, что состряпал Горянов.

Всеволод ценил встречи с болельщиками в клубах любителей спорта, на спортивных вечерах, в выпусках устных журналов. Из зала, где выступал Бобров, часто слышался смех. Всеволод умел выступать. Хорошо срабатывали его природный юмор, любовь к шутке. Порой слушатели Боброва смеялись до слез.

Подойти к Боброву после его выступления мог каждый. Поначалу Всеволода робко спрашивали, когда после травмы вернется в строй известный игрок, и вот уже с просьбой оставить автограф потянулись записные книжки, листочки бумаги, программки и даже проездные билеты.

Всегда находились люди, которых до этого судьба сводила с Бобровым, – одни называли какую-то улицу в Омске, другие вспоминали преподавателей или слушателей Военно-воздушной академии. Боброву часто оставляли номера своих телефонов, адреса, предлагали звонить, заезжать, если окажется, например, в Омске, спрашивали, а как ему позвонить на службу или домой. И он отвечал. Встречались и такие люди, с которыми Всеволод однажды провел вечер в компании, или летел одним рейсом, или какое-то время принимал процедуры в военном санатории…

И они считали, что можно с этим добрейшим человеком при новой встрече держаться на правах старого друга, не задумываясь, приятно ли это ему порой ставя его в неловкое положение.

Иной на месте Боброва никак не отреагировал бы на такую встречу, пошел бы дальше своей дорогой, а он выслушивал, что ему рассказывают или о чем спрашивают. Иногда односложно отвечал, иногда просто поддакивал, а когда напоминали о якобы предыдущей встрече, восклицал: «А, как же, помню, помню…», что не мешало спустя некоторое время спросить меня, а кто это все же был.

«Как кто?» – удивлялся я. – Наверное, твой давний знакомый, ведь он так много о себе рассказал, о жене, о сыне, о том, что приобрел седьмую модель, упомянул какого-то Игоря…» «Не мог же я отвернуться, если человек здоровается, обращается, еще подумает, что я зазнался», – неизменно отговаривался Всеволод. И видя, что мне не нравилась беспардонность прохожего, обещал, что выслушал подобный рассказ в последний раз.

Однако проходило какое-то время и очередной бойкий человек останавливал Боброва гденибудь на улице Горького и интересовался его самочувствием, а то и планами на отпуск, прогнозами на очередной футбольный матч и скрывался в толпе, бежал дальше…