Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси

Наконец она встала и вышла. И Рюрик потерял всякий интерес ко всему, что происходило в гриднице. Не думая, как это воспримут окружающие, он поднялся со своего места и побрёл к выходу. Нет, он не надеялся встретить Феофанию, он был уверен, что она ушла в отведённую ей светлицу и готовится к покою. Ему просто захотелось побыть одному.

Он вышел на крыльцо, сел на ступеньку. Перевалило за полдень, но на улицах было пустынно. Из окна дворца неслись пьяные крики, зазвучали свирели, бил барабан. Рюрик сидел и хотел что-то понять, прийти к какому-то решению, но мысли ускользали от него, а сердце сдавливало какой-то тягучей, настойчивой болью. Он посидел неподвижно некоторое время, а потом обхватил голову руками и простонал:

— Почему я это сделал? Зачем женился? Ведь мне всю жизнь придётся обнимать и целовать нелюбимую, как это вынести?

X

Наутро Феофания, отдохнувшая, выспавшаяся, вышла из дворца. Кругом суетились, собираясь в дорогу: отцу её вздумалось продолжить пир в Вышгороде. Почему взбрело в голову погулять в загородном дворце киевских князей, было неизвестно, но это намерение ей не понравилось: снова трястись по разбитой дороге на надоевшем возке, снова глотать пыль и думать о том, каким будет новое пристанище...

Она подошла к главному конюху Вавуле, попросила:

   — Приведи мне коня. Не хочу в обозе.

Вавула привык, что она ездила верхом, поэтому захотел только уточнить:

   — Твою любимую Полдневку?

Феофания кивнула головой. Эту сильную, но послушную кобылу назвали таким именем, наверно, потому, что родилась в полдень, а может, ещё и за белый цвет её шерсти; обладая роскошной гривой, была она очень красивой, и на ней было приятно прокатиться.

Пока конюх ходил за кобылой, она разглядывала присутствующих. Это были всё те же люди, что накануне пировали во дворце, но много было слуг, они мельтешили перед глазами, стараясь выполнить приказания хозяев. Она рассеянно глядела и чувствовала, что что-то ей мешает, сбивает с толка, как-то беспредметно волнует. Феофания скосила глаза влево и наткнулась на любопытный и изучающий взгляд юноши. Поняв, что его заметили, он тотчас отвернулся. Но прежнее чувство обеспокоенности и тревоги не проходило, и она не понимала отчего. И только когда он ещё раз взглянул на неё, она поняла: такими глазами смотрел на неё князь Рюрик!

Холодное раздражение охватило её. Пусть это был не Рюрик, но даже похожие на его глаза были неприятны ей, и она не хотела их видеть.

В это время Вавула подвёл к ней Полдневку она взяла её за повод и отвела в сторонку. Вынув из сумки щётку, стала расчёсывать шерсть коня и скоро забыла про мимолётный взгляд и самого юношу.

Но он скоро напомнил о себе. Едва выехали за крепостные ворота, как появился откуда-то сзади, поравнялся с ней и спросил:

   — Я тебе не помешаю, если поеду рядом?

Она взглянула на него и вновь удивилась сходству его с Рюриком: та же крепкая фигура, тяжёлые руки: у Рюрика глаза какие-то беспокойные, даже тревожные, будто он всё время чего-то ждал и боялся, а у юноши взгляд был прямой, открытый и чуть высокомерный. Впрочем, увидев холодное равнодушное лицо Феофании, он несколько стушевался и сказал:

   — Меня Ростиславом зовут. А тебя Феофанией?

   — Откуда тебе известно?

   — Я ещё вчера за тобой наблюдал. Ты не заметила?

Она покачала головой. Ей после долгой и изнурительной дороги было не до того, чтобы разглядывать людей в гриднице.

   — Ты очень похож на киевского князя, — сказала она.

   — Неудивительно. Я его сын. Ты впервые в Киеве?

   — Да. Раньше бывать не приходилось.

   — И как он тебе показался?

   — Очень красивый.

   — Красивее Владимира?

   — Владимир новый город, он стал отстраиваться по-настоящему только при моём дяде, Андрее Боголюбском. А Киеву столько лет!..

   — Это верно. Его заложил князь Кий, который изгнал из Руси обров.

   — Слышала. Они приневоливали славян работать на себя, и даже порой знатный обр запрягал женщин в коляску, чтобы везти по своим владениям.

   — Но Бог их за высокомерие наказал, всех уничтожил, и теперь только в воспоминаниях остались.

   — Ты любишь читать летописи?

   — Конечно. Столько важного и интересного произошло на Руси за столетия её существования!

От летописей они перешли к сочинениям на богословские темы, помянули переводные книги и груды русских писателей. Феофании понравилась книга черниговского игумена Даниила, в которой он описывал своё путешествие в Святые места, и «Моления Даниила Заточника», наполненные искромётными словами и выражениями. Ростислав же был в восторге от повествований о жизни и подвигах Александра Македонского и творений греческого монаха Георгия.

   — Я бросила читать его посередине, — сказала Феофания, поморщившись. — Там такие ужасы описываются! Как византийцы во время мирных переговоров коварно обманули болгарского хана Крума и проткнули его копьями, а болгары в отместку заманили императора и его войско в горы, перебили всех до единого, голову императора отрезали и сделали из неё чашу для вина. А потом греки тысячами ослепляли пленных...