Всеволод Сергеевич Семенцов и российская индология

Собственно «великая схизма» произошла 609 лет после нирваны Махавиры (т. е. в 82 г. н. э.), когда, согласно «Авашьяка-нирьюкти»[278], был основан «орден» нагих (boḍiya) монахов неким Шивакоти (Śivakoṭi), или же Шивабхути (пкр. Sivabhūi, скр. Śivabhūti), учеником Канхи в Ратхавирапуре, члены которого стали первыми представителями «одетых пространством»[279].

Шветамбарская традиция [представленная в Ваб (3032–3092) Джинабхадры (VII в.) и не упоминаемая нигде ранее в агамической литературе] считает, что Шивабхути был слугой царя Ратхавипуры и выиграл множество сражений для этого правителя, за что и был почитаем и уважаем царем. Со временем Шивабхути возгордился. Он стал возвращаться домой поздно ночью, и его мать под влиянием стенаний своей снохи отказалась открывать ночью дверь и велела Шивабхути найти себе какое-нибудь другое место для ночлега. Шивабхути покинул дом и отправился в другое место, которое оказалось джайнским монастырем (upāśraya). Он попросил ачарью принять его, но последний отказался, тогда Шивабхути сам вырвал клочья волос и отправился странствовать в качестве монаха вместе с другими аскетами. Спустя некоторое время он оказался в своих родных местах. Правитель — бывший покровитель Шивабхути, пришел узнать о его прибытии и послал ему ценную шаль (ratnakambaka) в качестве дара. Наставник Шивабхути, Кришнариши, воспротивился и не разрешил принять такой ценный дар. Когда же Шивабхути не послушал совета, учитель разорвал шаль и стал ее использовать как подстилку. Это рассердило Шивабхути, который ничего не сказал своему наставнику, но позднее учинил раскол в общине. Поводом для этого послужило то обстоятельство, что Кришнариши, разъясняя тексты собранию монахов, вступил в противоречие с «образом жизни Джины» (jinakalpa), согласно которому:

jinakappiā уа duvihā pāṇipāyā padiggahadharā уа
pāuraṇamapāuraṇā ekkekka te bhāveduvihā

[280]

«Подражающие Джине (jinakappiā) могут быть двух видов:

одни из них могут иметь необходимое имущество, а другие — нет».

Услышав это, Шивабхути спросил своего учителя: «Если есть образ жизни Джины (jinakalpa), зачем тогда нужны ограничения (upadhi) в виде одежды, метелки, куска ткани, закрывающей лицо? Монах, следующий образу жизни Джины и живущий в одиночестве, должен следовать принципам аскезы, включая наготу».

Ачарья попытался в мягкой манере объяснить ученику, что со временем освобождение и множество других ограничений становятся устаревшими, так и jinakalpa также становится устаревшей. В то время (т. е. во времена Махавиры. — Н.Ж.) многие вещи первой необходимости не были широко доступны. Однако Шивабхути такое разъяснение не удовлетворило, и он остался при своем мнении. В конце концов, он сбросил с себя все одежды и ушел нагим. Его сестра Уттара[281] последовала за ним и тоже нагой. Но когда жители города стали жаловаться, что никто не приходит к ним, видя уродство нагого женского тела, Шивабхути не позволил своей сестре оставаться нагой.

Со временем к Шивабхути присоединились два других человека — Каундинья и Коттавира, ставшие его учениками. Таким образом, Шивабухти учинил раскол, в соответствии с которым монахи ходили нагими, а монахини — одетыми[282].

Очевидно, данная история должна была проиллюстрировать утверждение шветамбарской традиции, согласно которому дигамбары появились позднее в джайнской сангхе (609 лет после нирваны Махавиры) и являются фактически очередной «ересью» в рамках джайнизма.

В поддержку аутентичности шветамбарской ветви джайнской традиции и в противовес дигамбарской практике наготы приводятся следующие доводы: во-первых, непонятно, о каком из Бхадрабаху идет речь в дигамбарских преданиях, поскольку Бхадрабаху было несколько; во-вторых, в древних текстах, где говорится о наготе, речь идет о непривязанности к мирским вещам, поэтому нагота понимается в символическом, а не буквальном значении.

Джайнские соборы согласно шветамбарской традиции[283]

Таким образом, обе версии схизмы, и дигамбарская и шветамбарская, явно позднего происхождения. Наиболее раннее известное на сегодняшний день упоминание в текстах дигамбарской традиции появляется в «Брихаткатхакоше» Харишены (X в.), а шветамбарской — в «Авашьяка-ниръюкте» (около 500 г. н. э.). Однако и эти свидетельства следует воспринимать cum grano salis.