Вся чернильная рать...

Собственные высказывания Р. Хинли об отдельных советских поэтах отличаются развязностью оценок и отсутствием элементарного такта. Однако за чванливым высокомерием автора ясно обнаруживается его неспособность объективно судить о подлинном значении и месте творчества того или иного советского поэта. Так, по Хинли, В. Маяковский, который «среди писателей был наиболее близок к революции…», вошел, оказывается, в историю советской литературы в качестве ее классика не потому, что обладал выдающимся поэтическим даром, что его творчество признано и любимо народом. Все это произошло, утверждает советолог, «по приказу». Он заявляет, что в середине 30-х годов Маяковский был якобы «посмертно назначен Сталиным певцом советского строя» [178]. А до «приказа», стало быть, не был Маяковский «певцом советского строя»? Да, выходит, что и поэтом-то он не считался… Клеветнический и злобный характер этого выпада Хинли против великана мировой поэзии, против певца первой в мире победоносной революции угнетенных Владимира Маяковского вполне очевиден и не нуждается в опровержении.

Сергей Есенин у Хинли представлен «великим пьяницей, бабником и саморекламным хулиганом» [179]… Александра Твардовского советолог объявляет «официально признанным автором стихов», которые-де… «воспринимались» только «неинтеллигентным читателем» [180]…

Зато с большой назойливостью Хинли пытается навязать читателям в качестве якобы «широко признанного» в СССР некоего Бродского, хотя стихи рекламируемого им сочинителя, как отмечает сам же советолог, едва ли печатались в СССР, так как он покинул пределы страны еще в 1972 году.

Рассуждения Хинли о литературной жизни в Советском Союзе весьма путаны и противоречивы. С одной стороны, следуя устоявшимся жестким канонам антикоммунистической пропаганды, он твердит о существовании неких строгих политических ограничений, которые сковывают художественное воображение советских писателей и ведут к унылому конформизму и гладкописи; с другой — признает наличие высокохудожественных талантливых произведений в советской литературе. Выясняется, что и «власти» в СССР поощряют литературу высокого художественного достоинства. Хинли готов даже признать, что в СССР высокое художественное качество литературных произведений «не встречает возражений» (!) [181].

Высказывания Хинли о Союзе писателей СССР пронизаны нескрываемой ненавистью и раздражением. Он пишет, что после «внезапной и неожиданной ликвидации РАППа в 1932 году [182](фраза списана из книги М. Истмана «Художники в мундире», вот только про «топор Ассаргадона» опущено. — А. Б.) в Советском Союзе был создан единый Союз писателей, по глубокому убеждению Хинли, якобы «…в высшей степени бюрократическая… почти военизированная организация» (!) [183]. Из его рассуждений западный читатель может, пожалуй, сделать вывод, что членов Союза писателей чуть ли не заставляют «брить бороды» и носить только «строгие черные костюмы с галстуком»! [184]

Хинли запугивает существующими только в его распаленном воображении «ужасами» неких «предписаний» социалистического реализма, которые якобы обрекают всех советских писателей на «безликий, плоский, однородный стиль» [185].

Советолог утверждает, что, исходя из «требований» метода социалистического реализма, советских писателей «обязывали» писать якобы только о политике. Тех же литераторов, которые считали, что политика необязательно должна присутствовать в произведении, «власти» безжалостно, дескать, «подавляли».

Возникает закономерный вопрос: как же быть тогда с большим отрядом советских литераторов, которые писали и пишут, например, о природе, о детях, о животном мире, наконец, о родной земле? Куда отнести, скажем, таких известных советских писателей, как А. Грин, М. Пришвин, С. Маршак, К. Чуковский? Оказывается, Хинли предусмотрел подобные вопросы: Грин, конечно же, «эскапист», Пришвин — тоже «форма литературного эскапизма», детская литература в целом — «еще одно прибежище, в котором укрывались писатели от политического нажима…» [186].

Похоже, Хинли всех известных советских писателей готов причислить к «эскапистам». Даже писателей, в чьем творчестве находят отражение преимущественно проблемы развития советского села, Хинли тоже зачисляет по разряду… эскапистов! Он так и пишет: «Политически нейтральной областью стала… так называемая деревенская проза…» [187].