Я обнаружил это в 1996 г., в то время когда был физиком, глубоко погруженным в свою область и не очень следившим за тем, что происходило во внешнем мире. Как и у большинства моих коллег, я располагал слишком малым количеством времени, чтобы осматриваться по сторонам, но мне была любопытна эпистемология, в частности различные интерпретации квантовой механики. Это стало темой для многих долгих дискуссий со старыми друзьями Эрве[43] и Жаном. Летом 1996 г. газета
Вначале я открыл для себя «постмодернистскую» эпистемологию и ее лозунг о том, что «Наука — это социальный институт», шокирующий любого рационального ученого, воспитанного в культе просвещения и прогресса. Я некомпетентен в социологических и философских вопросах, но здесь также наблюдал странное притягивание в болтологические рассуждения сугубо математических понятий, таких как «неопределенность», «хаос», «неполнота».
Эта сборная солянка из терминов и понятий казалась мне точным симптомом того, что именно так называемые философы хотели подвергнуть осуждению: элитарное общество, где признание своей ограниченности интерпретируется как слабость или даже недостаток. Неужели? После двух столетий поступательного и неудержимого прогресса, происходившего без особых заумных вопросов, примерно в конце XIX в. наука достигла уровня осознания самой себя достаточно высокого, чтобы задавать вопросы о соответствующих инструментах (математике), методах (дифференциальном исчислении) и интерпретации мира (объектов). Это слабость? Должно ли это бросать вызов понятию прогресса? Я думаю, что нет. Напротив, это показывает определенную зрелость или даже истинную мудрость.
Если не слишком вырывать их из контекста, то слова «неопределенность», «хаос» и «неполнота» только покажут нам, что природа (что бы мы ни вкладывали в это слово, объективна реальность или нет) не такова, как нам прямо говорят наши чувства. Могут быть рассмотрены и другие интерпретации, и понятия положения, скорости и события будут выглядеть совершенно иначе за пределами нашего окружения. Возможны и другие способы измерения вероятности, энергии, корреляций, иные способы рассуждений и, наконец, другие формы прогресса. Связывать эти ограничивающие нас открытия с возможным понижением уровня науки — значит отказывать человеку в праве думать и обвинять его в слабости, как только он выражает сомнение.
Глава 12
Уравнение Эйнштейна и общая теория относительности
Большие буквы
Жестко? Не так чтобы очень. Это уравнение описывает, как пространство-время искажается под действием материи, имеющей массу. В частности, левая часть уравнения
описывает свойства пространственно-временной сетки: размер ячейки и ее кривизну, в то время как в правой части стоит переменная величина T?? описывающая распределение массивной материи или энергии на этой сетке.
После открытия в 1917 г. общей теории относительности Альбертом Эйнштейном пространство (на самом деле пространство-время) перестало быть однородной и неизменной сеткой. Это все еще сетка, но деформированная, сжатая, раздутая, изогнутая и скрученная там, где присутствует материя.
Эти искажения и искривления изменяют траектории движения небесных (и земных!) объектов: мы интерпретируем это как силу, которую называем «гравитацией». Уравнение Ньютона раньше говорило:
«
Эйнштейн внес следующую поправку:
«