Максим сказал, что он заинтригован, и спросил, не может ли она позвонить через пять минут. Иевлева ответила утвердительно, держа в руках ещё одну двухкопеечную монету. Через пять минут Максим сказал, что пациент, к счастью, находится в Москве, в Кремле, и спросил, где её можно подобрать. Узнав, что она находится на проспекте Вернадского, Максим сказал, чтобы она вышла на улицу Коштоянца. Она увидит аптеку. Там её подберёт такси, Максим назвал номерные знаки. Действительно, такое такси через десять минут появилось и подъехало прямо к Иевлевой, хотя Иевлева и не голосовала. Водитель вежливо поздоровался и довольно проворно привёз её на территорию какого-то предприятия, огороженного бетонным забором. Там её встретил Максим и предложил пересесть в его машину. Это была серая «Волга»-24. Они тронулись и Максим сказал:
– Вас расспрашивать?
– Я вам могу ответить только одно, – ответила Иевлева, – я видела сон. Вас это устраивает?
– Как вам сказать? – ответил Максим. – Если бы мне так сказала моя жена, я хлопнул бы дверью и уехал с ребятами париться в баню дня на два. Но с вами ситуация сложнее. К тому же пациент вам очень верит. Правда, он занят, но для вас обещал выкроить пять минут. И скажу вам честно, для меня это полная неожиданность, что он согласился. Просто дело в том, что это вы.
– Я очень рада, – ответила Иевлева. – Он очень хорошо делает, что мне верит. И вы очень хорошо делаете, что мне верите.
Они опять въехали на территорию какого-то предприятия, огороженного забором. Максим припарковался рядом с конторой и предложил Иевлевой пересесть в чёрную «Волгу» с тонированными стёклами. Это была характерная машина, предназначенная для перевозки руководства. «Волга» выехала за ворота и оказалась в центре небольшого кортежа машин, впереди милиция на сигнале, за ней такая же «Волга», и сзади тоже милиция на сигнале. Кортеж летел довольно быстро, и вскоре Иевлева въехала на территорию Кремля так, как въезжали высшие партийные советские руководители, прямо через Спасские ворота.
Её машина остановилась возле какого-то подъезда, Максим открыл ей дверь, показал удостоверение какому-то мужчине в гражданском, завёл Иевлеву в лифт, они поднялись на третий этаж, прошли по абсолютно пустому коридору, Максим открыл перед ней дверь, и она вошла…
Глава 23. Снегирёв делает Иевлевой предложение
Специально для Большого театра Снегирёв прислал ей вечернее платье. Её тайно фотографировали, потом снимки отправили стилистке в Париж, и платье было подобрано такой модели, что без примерки должно было подойти. К нему прилагались туфли, бусы и сумочка. Оно было свободным, чтобы не бросалась в глаза уже немного видная беременность. А надо отдать женщине должное, беременность её на этом этапе вообще не портила, не проявлялась в агрессивных изменениях, диспропорциях, искривлениях и тому подобное. Скорее наоборот, вносила некоторую «акварельность», слегка размывала чёткость образа. Это не входило в противоречие с общей конвенцией женственности, а скорее в этом случае, наоборот, подчёркивало её. Что производило ещё больший эффект. Поразительный эффект.
Платье действительно подошло. Когда она шла по фойе, производимое ею впечатление Снегирёва вполне устраивало. Женщина была элегантна, причём вещи не создавали этой элегантности, а только её подчёркивали. Ни капли провинциальной растерянности. Лёгкость, спокойствие, естественность и женственность. Нет, мысль отдать её ящеру выглядела теперь совершенной нелепицей. Есть много других беременных женщин, если на то пошло.
Можно уже было идти в зал, занимать места. Сейчас заиграет музыка и появятся танцовщицы в пачках и на пуантах. Приятное зрелище. И танцовщики в трико. Вот это Снегирёв не очень любил. Этот мешочек спереди между ног выглядел нелепо и не вполне прилично. Интересно, какие чувства вызывает этот мешочек у женщин? А что если спросить?
– Тамара Борисовна, – спросил Снегирёв, – позвольте задать вам провокационный вопрос.
– Провокационный, прошу вас, – ответила Иевлева, изобразив на лице шутливую заинтересованность.
– Скажите честно, вас не смущает то, как выглядят в балете танцовщики, одетые в трико?
– Да, – засмеялась Иевлева, – это действительно провокационный вопрос.
– Вы ответите на него?
– Извольте. – Слово из прошлой эпохи, употреблённое ею, отлично подходило и к её туалету, и к обстановке. – Это выглядит натурально, вполне естественно. У женщин, впрочем, эта деталь может вызывать что-то вроде весёлого сочувствия. Окрашенного, конечно, лёгким эротизмом. Вообще танцовщики для женщины такой же раздражитель, как и танцовщицы для мужчин. Уверяю вас, что это так. Только мужчины при этом воспринимают как раздражитель, то есть предмет желания, конкретную особь, конкретную танцовщицу, а женщины – как послание от всего мужского пола в целом и легко переносят это ощущение на предмет своей постоянной привязанности.
– Но это… вам кажется красивым? – переспросил Снегирёв.