Вся ложь (ЛП)

Себастьян выходит, выглядя очень привлекательно в своем бомбере, с сумкой, перекинутой через плечи.

— Отойди с дороги, придурок. — она пытается обойти его, но не поднимает головы.

— Это было жужжание пчелки? — он с насмешкой вытягивает шею, тоже не глядя на нее.

— Двигайся пока я тебя не ужалила. — ее лицо пылает от напряжения.

— Это потребовало бы, чтобы ты приблизилась ко мне, и мы оба знаем, что этого не произойдет, цундере.

Лицо Наоми краснеет. Я чувствую, как ее гнев накатывает волнами. Ее рот открывается и закрывается, будто она хочет что-то сказать, но слов не выходит.

— Прекрати. — я тяну Себастьяна за рукав его бомбера.

Наоми пользуется случаем и бежит к зданию школы.

— Ты можешь убежать, но ты не можешь спрятаться, цундере, — кричит он ей вслед.

— Что это значит? — я спрашиваю его.

Он смотрит на меня сверху вниз, будто только что заметил мое существование.

— С каких это пор тебя это волнует?

Тьфу. Ладно, я поняла. Я была безразличной, эгоистичной сукой. Но да ладно, почему все не могут перестать тыкать мне этим в лицо? Я действительно стараюсь.

— Рейна изменилась.

Люси шагает рядом со мной, выпячивая грудь вперед.

Спасибо, Санта, за то, что прислал мне подарок, завернутый в форму Люси. Ох, и пошла ты к черту, Старая Рейна, за то, что не ценишь эту девушку.

Себастьян наблюдает за мной тем подозрительным взглядом, который стал привычным для всех вокруг меня.

Навязчивость его взгляда напоминает мне об Ашере и смертельных взглядах, которые он бросал на меня в последнее время.

Независимо от того, как сильно я стараюсь избегать его существования, часть меня всегда тянется к нему.

— Докажи это, — твердо говорит Себастьян.

— Доказать что? — я спрашиваю.

— Что ты изменилась.

Меня так и подмывает отшить его, но искупление работает не так. Лучший способ проявить себя это отдавать, а не брать, а это значит, что я должна сосредоточиться на слабостях Себастьяна и улучшить их.

Мой разум работает над тем, что я узнала о Себастьяне до сих пор, а это не так уж много. Поскольку он друг Ашера, сблизиться с ним означает вращаться на орбите Ашера.

Нет, спасибо.

Но, что ж, если то, что у меня на уме, сработает, то попробовать стоит.

Я приподнимаю бровь.

— Ты проваливаешь психологию.

— Какое это имеет отношение к доказательству того, что ты изменилась?

— Если ты провалишь этот семестр, тренер посадит тебя на скамейку запасных, и ты можешь потерять свой шанс стать профессионалом.

Его челюсть двигается.

— Если за всем этим стоит какой-то смысл, ты должна достичь его сейчас.

— Я помогу тебе разобраться в психологии.

Я не только капитан команды поддержки, но и отличница. Учеба имеет для меня гораздо больше смысла, чем черно-белая форма чирлидерши, которую я до сих пор не набралась смелости надеть.

— Ты потеряла память, — утверждает он.

— Я получила высокую оценку за практический тест на прошлой неделе. — я поднимаю плечо. — Думаю, гениальность нельзя стереть с лица земли, да?

Люси улыбается, крича:

— Черт возьми, да! Кстати, она потрясающий преподаватель. На днях она помогла мне выиграть дебаты.

— Спасибо. — я смотрю в лицо Себастьяну. — Так что это будет? Срок действия моего предложения истекает примерно через... — я смотрю на свои часы. — Десять секунд. Девять, восемь, семь..

— Хорошо. Господи, словно тебе пересадили личность.

— Я приму это как комплимент.

Люси, Себастьян и я расходимся внутри, так как у нас разные классы. Я говорю «доброе утро» всем, кто меня приветствует, и, к моему большому разочарованию, некоторых студентов это все еще шокирует, будто в городе появилось что-то святое.

Мой следующий урок социология. Когда я вхожу, внутри никого. Только пустые стулья и ширма. Я оборачиваюсь, ища хоть какое-нибудь человеческое присутствие.

Урок отменили?

Мне действительно нужно начать чаще проверять веб-сайт колледжа.

— Здесь есть кто-нибудь?

Когда никто не отвечает, я направляюсь к выходу.

Дверь с шипением захлопывается у меня перед носом. Я пытаюсь дозвониться по внутренней связи, но ответа не следует.

Какого черта?

Я хватаюсь за ручку и тяну. Ничего. Как будто оно сделано из стали.

— Давай, открывайся...

Свет гаснет. Весь кабинет погружается в карающую тьму.

Мое сердцебиение учащается, когда я теряю главное чувство — зрение.

— Эй? — ненавижу, как мой голос дрожит на этом слове. — Это не смешно.

Я сую руку в сумку, выуживая телефон.

Раздается стук в стену.

Я вздрагиваю, и мой телефон падает на пол. Безошибочный треск экрана эхом разносится в воздухе.

— Черт.

Я приседаю, мои руки вслепую шарят вокруг.

Свет загорается в проекторе, как в старом фильме. Он светит на противоположную стену.

Я задыхаюсь, замирая в своем согнутом положении.

Черные слова, написанные кровавым шрифтом, вспыхивают на белых стенах. Они проходят так быстро, будто собираются вызвать у меня эпилепсию. Я собираюсь закрыть глаза, когда слова начинают регистрироваться.