Бездомный ветер огибал углы,пошатываясь пьяною походкой.Во сне дышали люди. Город плылсквозь ночь огромной парусною лодкой.И люди спали. Мимо звезды шли,как корабли по голубой эмали,а мы, бессонные, считали кораблии звезды и шаги часов считали.И слушали, как пели поезда,в ночную уходящие пустыню;а грудь была торжественно пуста,и сердце рыбой билось на простынях.Волной качалась белая кровать,разверзлись небом парусные крыши,и в брызгах ночи родились слова,которых никогда никто не слышал.Рассвет закинул якорь у окна,спуская сети к нам на подоконник,и долго билась злая тишинав висках, у горла, на сырых ладонях.А утро, пахнущее ветром и углем,встречало нас гудком мотоциклиста,и город под сиреневым дождемна старую опять вернулся пристань.Но мы, певучие, чужими стали вдругпод этими крутыми облаками, —— усталым взглядом и бессильем руки непонятными стихами.3.6.1932 «Меч». 12.1.1936
БУМАЖНЫЕ КРЫЛЬЯ
От фабричной продымленной пыли,Из гудящих тоской городов,Вас уносят моторные крыльяИ скорлупы воздушных шаров.Но тоска в этом мире — без меры,Вас несет в аппаратах стальныхВ голубые поля стратосферыПод растаявший глетчер луны.И, зарытым в чертежные сети.Снится вам неотвязный кошмарО какой-то безумной ракете.Вас влекущей на розовый Марс.Мы же, слабые, смотрим безмолвноНа заводов бетонную грань,На чертежные четкие волны,На прожекторов белую ткань.Но и в нашем последнем бессильиРавных нам авиаторов нет:Нас уносят бумажные крыльяЗа орбиты остывших планет.Прага, 1932 «Скит». I. 1933
«Вошел рассвет нежданно в каждый дом…»
Вошел рассвет нежданно в каждый дом,Залив глаза бессонные тревогой.Рождался шум каким-то новым сномИ оседал у тихого порога.А улицы слабеющая мглаДавилась долго пьяными слезами,Горела блеском воспаленных глаз,Томила голубыми синяками.И стали новые слова — просты.Как давние, знакомые потери.Как путь от скомканных чужих простыньДо блоковской голубоокой Мери.Шли уличные женщины домой.Глотая жадно просветленный воздух.Бессонная их ночь вела с собой,И им на плечи осыпались звезды.