Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце

Как об умершей думай обо мне,
Припоминая голос и походку,
Под шелест и метания во сне
И под часов безумную трещотку.

Уносит год под своды декабря

Всю ту же горечь воскрешенной стужи,
Бессонницу и отблеск фонаря,
Кропящий замерзающие лужи.

Ты знаешь  — будет ветер и весна,

Но невозможно и неповторимо:
В твоем окне нездешняя луна,
Шаги неспешно проходящих мимо,

И дрожь моих всегда усталых век,

И слово, не повторенное дважды.
Но ты запомнишь только первый снег
И полутьму, и тишину, и жажду.

(1933)

II. «Ветер долго метался в поле…»

Ветер долго метался в поле
У семафоров на черном разъезде.
Проволоки выли от жгучей боли,
Ждали неслыханной, страшной вести.

Стали перроны темней и глуше;

Поезд твой миновал вокзалы.
Я задыхалась в плену подушек,
Я начинала читать сначала,

Наизусть, бессвязные строки

Писем, не полученных мною.
Тихо плакали водостоки,
Ночь сочилась мутной водою.

И любовь умирала трудно, —

Билась долго, крылья изранив.
Поезд на путях беспробудных
Заблудился в глухом тумане.

Только я, с пустыми руками,

Выйдя в мутный, сырой рассвет,
Развернула душу — как знамя,
Белое знамя тебе вослед.

(«Скит». III. 1935)

III. «Мутит январь небесное стекло…»

Мутит январь небесное стекло,
И глуше голоса и боль упрямей.
И только одиночество светло
Над этими пустеющими днями.

От звона слов, огромных и пустых,

От нежности, истраченной бесцельно,
Я возвращусь к тебе, больна, как ты,
И одиночеством, и жалостью смертельной.

И одиночество, слабея, разожмет

Тугие руки в злом оцепененьи —
Чтобы безвольно разомкнулся рот
И подкосились в слабости колени.

И чтобы под знакомый шепот твой

Душа, звеня и претворяясь в тело,
В последней страсти, страшной и немой,
Крылатым пламенем истлела.

IV. З. Г.(«Из разноцветной вырезан бумаги…»)

Это — песня последней встречи…

Анна Ахматова

Из разноцветной вырезан бумаги
Домов на перекрестке длинный ряд.
В плененном небе голубые флаги
Обветренного сентября.

Еще я здесь и все еще — как было.

Веселый ветер дерзок и высок;
Заносит сердце змеем многокрылым
И проливает в окна пряный сок.

Смеясь, пройду сквозь переплеты комнат.

Рассыплю в шутку по подушке прядь.
Меня такой веселой не запомнить.
Меня такой спокойной не узнать.

А там, по новому, неотвратимо

Зовет гудок и подрезает нить.
Взывает ветер. Это я, любимый.
Да, это я. И все короче дни.

Глушит сентябрь. И я смеюсь, глухая,

Пуская змеем первую звезду.
Под клавишами слезы набухают.
И притаились. И растут.

(8.9.1935. «Даугава». 1980. № 6)

V. Лирическое отступление