Вся моя жизнь

Не помню точно своего ответа, но для Рича это было и неважно; главным был сам факт, что он впервые выплеснул наружу всё, что накопилось у него на душе. “Хорошо, что я пришел, хотя и злился на вас. Мне было полезно дать выход своим эмоциям. Я услышал, что вы просите прощения, и готов был принять извинения”, – сказал он мне недавно.

Наше собрание продолжалось около четырех часов. Ближе к концу пришел Стивен Риверс и сообщил, что слухи о нас уже распространились. Я не хотела огласки, но за дверью группа с местного телевидения ждала момента, чтобы взять у нас интервью. Я спросила своих собеседников, как, по их мнению, следует поступить.

– Поверьте, это не я позвала репортеров, – сказала я, – но они всё равно пришли. Что вы будете делать? Мы можем незаметно улизнуть через заднюю дверь, а можем пригласить их и рассказать, что тут происходит. Решайте сами.

Они выразили желание пригласить прессу, и те вошли, как я полагаю, ожидая увидеть разъяренных, готовых полезть в драку людей. А увидели мирных собеседников – одни обнимались, другие сидели молча. Журналисты явно удивились, не обнаружив признаков напряженности в зале. “Она нам рассказала много всего, чего лично я до сих пор не знал и, думаю, мало кто здесь знал, и мы поняли, почему она сделала всё это в 1972 году”, – сказал журналистам ветеран Вьетнама Боб Дженовиз.

Своего пикового туза Рич швырнул не мне в лицо, а в урну, когда вышел на улицу. “Я тогда начал выздоравливать”, – сказал он.

До собрания мы с бывшими “вьетнамцами” занимали настолько разные позиции, что дальше некуда, однако четырехчасовое общение лицом к лицу сыграло колоссальную роль. Я поняла: противоборствующие стороны сами мешают себе вслушаться в слова, оттого раны и не зарастают.

Cопереживание – вот решение проблемы.

Чтобы охватить взглядом большую картину, надо отойти на несколько шагов. Если ваша жизнь изобиловала травмами, если вы столкнулись с ненавистью к “врагу”, к тем, кто выступал против войны и, как всем казалось, перешел на сторону врага, нелегко сделать эти несколько шагов. Поэтому затеваются никому не нужные войны и развиваются идеи отмщения и оправдания, основанные на неверных предпосылках, как, например, в нашей иракской войне, которая идёт, пока я пишу эту книгу. Мы должны гнуть свою линию. Не может быть, чтобы наши люди гибли напрасно. По другую сторону фронта – сущие дьяволы. Если мы сейчас отступим, наш авторитет пошатнется. Лучше всё так же посылать американцев в бой, где их могут убить, чем признать свою ошибку.

После моей встречи с ветеранами шум вроде бы поутих. Когда мы снимали какие-то эпизоды на натуре, рядом непременно собиралась кучка демонстрантов, но бывших “вьетнамцев” среди них было мало. Во время самой агрессивной акции с десяток женщин из Уотербери прислали мне видеозапись, на которой они все, одна за другой, выражали мне свою поддержку, восхищались моим образом жизни и благодарили за поданный пример. Они даже не представляют себе, как здорово помогли мне в те тяжелые времена.

Потом, тем же летом, мы с Робертом Де Ниро и группой ветеранов Вьетнама из Коннектикута, членом которой был и Рич Роуленд, провели благотворительную вечеринку на озере Куоссапог. Нам угрожали, обещали сбросить на нас с вертолетов всякую дрянь; местные официальные лица отказались от участия в мероприятии. Но несмотря ни на что, вечером 29 июля пришли две тысячи человек. Было закуплено еды на тысячи долларов добровольных взносов, сто волонтеров, в основном бывшие “вьетнамцы”, обслуживали гостей, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы вечеринка имела успех. Мы собрали 27 тысяч долларов для детей с врожденными пороками развития, чьи отцы подверглись воздействию токсичного дефолианта во Вьетнаме.

Я всегда считала, что надо помогать нашей армии, отчасти потому, что выслушала немало рассказов солдат, ветеранов и их родных, хорошо понимала и принимала близко к сердцу их проблемы. Интересно, сколько американцев, как и я, пришли в бешенство, когда Конгресс урезал ветеранские пособия и целые слои населения выпали из поля зрения Министерства по делам ветеранов США, – и это вскоре после отправки нашей армии в Ирак в 2003 году под призывы администрации Буша “поддержать нашу армию”. При такой стратегии примерно 5 тысяч человек оказались бы исключены из системы охраны здоровья ветеранов. В результате попыток поднять жалованье и доплаты сотрудникам медицинских служб за бортом остался еще миллион ветеранов, федеральные дотации на образование детей военнослужащих сократились на 60 %. Это что – патриотизм?

Мы плодим новых жертв новых войн и даже не даем себе труда позаботиться о ветеранах войн прошедших.[65]

Глава 12 Прощай, Одинокий рейнджер