Одновременно с подъемом вышколенного чиновничества возникали также – хотя это совершалось путем куда более незаметных переходов – «руководящие политики». Конечно, такие фактически главенствующие советники князей существовали с давних пор во всем мире. На Востоке потребность по возможности освободить султана от бремени личной ответственности за успех правления создала типичную фигуру «великого визиря». ‹…› Необходимость формально единого ведения всей политики, включая внутреннюю, одним руководящим государственным деятелем окончательно сформировалась и стала неизбежной лишь благодаря конституционному развитию.
‹…› Подлинной профессией настоящего чиновника – это имеет решающее значение ‹…› – не должна быть политика. Он должен «управлять» прежде всего беспристрастно – данное требование применимо даже к так называемым «политическим» управленческим чиновникам, – по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не поставлены «государственные интересы», то есть жизненные интересы господствующего порядка. ‹…› Политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик ‹…› – бороться. ‹…› Деятельность вождя всегда подчиняется совершенно иному принципу ответственности, прямо противоположной ответственности чиновника. В случае если ‹…› вышестоящее учреждение настаивает на кажущемся ему ошибочным приказе, дело чести чиновника – выполнить приказ ‹…› добросовестно и точно: без такой в высшем смысле нравственной дисциплины и самоотверженности развалился бы весь аппарат. Напротив, честь политического вождя, то есть руководящего государственного деятеля, есть прямо-таки исключительная личная ответственность за то, что он делает ‹…›. Как раз те натуры, которые в качестве чиновников высоко стоят в нравственном отношении, суть скверные, безответственные прежде всего в политическом смысле слова ‹…›. Но давайте еще раз вернемся к типам политических фигур.
На Западе со времени возникновения конституционного государства, а в полной мере – со времени развития демократии типом политика-вождя является «демагог». У этого слова неприятный оттенок, что не должно заставить нас забыть: первым имя «демагога» носил не Клеон, но Перикл. ‹…›
Во всех сколько-нибудь обширных, то есть выходящих за пределы и круг задач мелкого деревенского кантона, политических союзах с периодическими выборами власть имущих политическое предприятие необходимо является предприятием претендентов. Это значит, что относительно небольшое количество людей, заинтересованных в первую очередь ‹…› в участии в политической власти, создают себе посредством свободной вербовки свиту, выставляют себя или тех, кого они опекают, в качестве кандидатов на выборах ‹…›. Невозможно себе представить, как бы в крупных союзах вообще происходили выборы без такого предприятия. Практически оно означает разделение граждан с избирательным правом на политически активные и политически пассивные элементы, а так как это различие базируется на добровольности самих избирателей, то оно не может быть устранено никакими принудительными мерами ‹…›. Вожди и их свита как активные элементы свободной вербовки и свиты, и, через ее посредство, пассивной массы избирателей для избрания вождя – суть необходимые жизненные элементы любой партии. ‹…›
Партийная свита, прежде всего партийный чиновник и предприниматель, конечно, ждут от победы своего вождя личного вознаграждения – постов или других преимуществ. ‹…› Прежде всего они рассчитывают, что демагогический эффект личности вождя обеспечит партии голоса и мандаты в предвыборной борьбе ‹…›. А труд с верой и личной самоотдачей человеку, не какой-то абстрактной программе какой-то партии ‹…› является тут идеальным моментом – это «харизматический» элемент всякого вождизма, одна из его движущих сил. ‹…› Коль скоро в какой-то момент партия оказывается без общепризнанного вождя, поражения следуют одно за другим ‹…›.
Как же происходит отбор этих вождей? Прежде всего: в соответствии с какой способностью? Конечно, определяющей здесь (наряду с волей, имеющей решающее значение во всем мире) является власть демагогической речи. ‹…› Данное положение можно, пожалуй, назвать «диктатурой, покоящейся на использовании эмоциональности масс». ‹…›