Вся правда

– Конечно, о чем ты говоришь! Пойдем перекурим и ты мне объяснишь подробнее, что делать. – Еще в театре, когда я, босая сопливая и восторженная малолетка била в бубны и носилась по сцене, замотанная в простыню, я точно знала. Чтобы тебя не забыли или, не дай бог не выгнали – становись незаменимой. И это у меня неплохо получалось. Если бы не Артем Быстров, я и по сей день бегала бы по тем коридорам, решая все вопросы. А может, и нет. Теперь я бегала по этим коридорам, в три минуты могла объяснить желающим, куда лучше всего поехать в это время года и какие развлечения их там ждут. За то время, что я тут проработала, я узнала о мире больше, чем знала вся моя семья вместе взятая, не исключая моего камнебетонного братца. И я бы в три секунды сменила кресло менеджера на кресло в самолете, тем более что у нас на фирме постоянно требовались люди, согласные превратить свою жизнь в череду взлетов и посадок. Но непреодолимая тяга к дочери заставляла меня возвращаться. Всегда. За те два года, что она со мной, я уже смирилась и привыкла. Наверное, поняла – не отпустит. Видимо, это и есть она – материнская любовь. Только мне забыли отвесить при раздаче умиления и наслаждения материнством. Выдали все запасы чувства долга и ответственности и решили, что с меня хватит. Так что, как и всегда, в этот день я спала в рыхлой кровати на Водном Стадионе. И просыпаться не желала.

– Алиса, как ты можешь?

– … – перевернулась я на другой бок. Я как раз мысленно воображала себе, что же это такое – морской прибой? Я столько раз его описывала клиентам, что хотела бы уже хоть раз увидеть его самой.

– Прямо больно смотреть. Что ты от нее хочешь? Она же ни в чем не повинный ребенок!

– Поменьше патетики, прошу, – промямлила я и с трудом подняла свое усталое тело. Шесть часов сна под аккомпанемент заливистого храпа для меня все же недостаточно, это факт. Работа, хоть и выматывала меня, все же наполняла мои дни. Я говорила со службами отелей по телефону и мягкие звуки английских слов в моем исполнении доставляли мне удовольствие похлеще хорошей песни. Кто бы мог подумать, что я так легко и быстро преодолею все языковые барьеры и забалакаю на языке Шекспира. Я знала, что коверкаю слова, не увязываю предложения и порой трачу драгоценные минуты международной связи на попытки окольными путями добраться до смысла, который, знай я больше нужных слов, свелся бы к:

– Они хотят, чтобы их будили не в девять, а в семь сорок пять. И приносили кофе в номер. – У меня еще были большие проблемы с цифрами, а хуже всего обстояло дело с пониманием ответной тарабарщины. Только вот в отличие от моих коллег, все эти сложности почему-то не сковывали мне вербальный аппарат. Я наплевала и как могла, изъяснялась, быстро усвоив, что точно такие же проблемы имеют люди с той стороны провода. Мы дружно издевались над правилами разговорного английского, но делали это весело и с удовольствием. И цели свои, как правило достигали. То бишь, клиентов таки будили в эти их семь сорок пять. И тащили им coffee. А уж со стороны я и вовсе смотрелась роскошно со всеми этими:

– Okay, I understand. Yes, I thing so to. No-no-no, not do it. Please before speak with me. – В общем, мечтала я, мечтала о морях и прочих водоемах планеты. А тут… Проблемы и претензии, и у Миши такое смешное надутое лицо и дрожащие губы. Ой, хочу на работу.

– Не ерничай.

– Ты что, всерьез взываешь к моей совести? – я аж усмехнулась.

– Человеку два годика, а ты портишь с утра праздник.

– Да это вы мне портите выходной. А у меня всего один выходной!

– И это твоя беда.

– В каком это смысле? – опешила я. – Беда, что у меня много работы? Так ведь и много зарплаты я мимо тебя не проношу.

– Мне на твою зарплату плевать, – гордо отмахнулся Михайло.

– Интересно, – решила уж наконец завестись и я. Разомнемся, по крайней мере.

– Я в состоянии обеспечить свою семью. Я только надеялся, что от работы ты развеешься.

– В каком смысле? По ветру? – вытаращилась я. Опа, покраснел. Один-ноль.

– Язвишь? В смысле, просто к тебе вернется интерес к жизни.

– А куда он уходил? – Два – ноль. Даже настроение поднялось.

– Ну тебя. Ребенок тебя не видит. Во сне бредишь английским и какими-то отелями, зведочными или черти какими. Слова не скажи – раздражаешься.

– Твои предложения? – уточнила я.

– Может, тебе стоит посидеть какое-то время дома? – с деланным равнодушием бросил он. Однако это предложение, по-видимому, отражало его самые тайные, самые заветные устремления. Вот чего хочет мой спаситель.

– Забавно. И зачем, позволь спросить? Чем мне дома заниматься? Предаваться тоске? Гладить тебе трусы?

– Ну почему? Незачем все утрировать. Ведь ты так устаешь, – он всплеснул руками и попытался по-отечески приобнять меня.

– И почему бы мне не уставать. Все на работах устают, – я категорически вырвалась и вскочила.

– Ты не все. И сама прекрасно это знаешь!

– Ну-ка, с этого места поподробнее. Что это за группа избранных, в которую ты меня вписал?

– Ну…