Вся правда о либералах. Как я стал русским патриотом

То, что Европа катится к закату, в патриотической публицистике давно уже стало общим местом, аксиомой, не нуждающейся не только в обосновании. Аксиому и не нужно доказывать. Но даже однополые браки, мигранты, чьё коллективное враждебное присутствие лишает постепенно европейские страны культурного и религиозного суверенитета, агрессивные трансвеститы, леволиберальные политики, террористы — весь этот набор персонажей разыгрывает на европейской сцене пьесу глобального вырождения от смертельных и ядовитых ран, нанесённых как собственным строем жизни, так и агентами параллельной исламской реальности, оккупирующей европейское пространство опережающими темпами.

А если воспользоваться образами и смыслами Освальда Шпенглера, предсказавшего неизбежную гибель Европы ещё в прошлом веке, то выяснится, что приметы угасания цивилизации, которые он прикладывал к любой из утративших «с возвышенной бесцельностью» своё существо культур, актуальны и по сей день. Торжество атеизма и материализма, склонность к агрессии вовне, фонозависимость от революционных идей, беспощадная урбанизация — вот признаки сворачивания и отхода в небытие отжившей своё культуры в стадии цивилизации. Кроме того — что нам должно быть в высшей степени небезразлично, — Шпенгер говорил о только зарождающейся русско-сибирской культуре, входящей в период становления.

Действительно, утрата европейцами начал, связывавших их общественный быт и ценности с христианством, — процесс, ещё не получивший своего окончательного завершения, но ставший отчётливо доминирующим. Собственно, эта история начиналась давно, хотя мы возьмем её не с самого начала — эпохи Просвещения, поставившей человека в центр мироздания и отказавшейся считать реальность отражением потустороннего, — а со Второй мировой войны, явившейся логическим развитием идей Просвещения.

Человеческое в нацизме утверждается как идеальное в одной из частных своих форм — национальном и коллективном. Вместо бога субъектом истории и вечности становится национальный дух, который должен сплотить народ, проявить его истинную природу, дать этому народу власть над другими, не сумевшими опознать своё предназначение и характер, а потому утратившими право считаться равными с народом, которому самой природой назначена великая миссия явить своё превосходство миру, тем самым осчастливив его.

Интересно здесь то, что дикий эксперимент, стоивший человечеству миллионов человеческих жертв, был поставлен самым крупным и в некотором отношении наиболее культурно развитым национальным сообществом — германским. Что отчасти доказывает тезис Шпенглера о том, что, какой бы ни была высокоразвитой культура, её закат неизбежен в силу накопленных ценностных искажений.

Тем не менее прогноз Шпенглера не оправдался. Европа нашла в себе силы подняться после завершения войны и сделала ставку на новый формат существования, заимствовав его, как ни странно, у Советского Союза. Провозгласив толерантность и национальное равноправие в стремлении преодолеть чудовищную практику нацизма, европейская политика постепенно вырулила к идее Европейского союза, который вдохнул жизнь в процесс объединения стран, ставших жертвой бесчеловечного германского эксперимента.

Процесс этот занял некоторое время. Собственно, годом образования протоструктуры ЕС следует считать 1951-й, когда Бельгия, Западная Германия, Нидерланды, Италия, Люксембург и Франция подписали соглашение об учреждении Европейского объединения угля и стали. В 1957 году учреждены Европейское экономическое сообщество и Европейское сообщество по атомной энергии. В 1960-е годы страны Общего рынка отменяют экономические пошлины для выгодной торговли друг с другом. И наконец, в 1992 году принят Маастрихтский договор, закрепивший региональную интеграцию. В ноябре 1993-го он вступает в силу.

Несмотря на то что, казалось бы, объединение происходило в целях более эффективного экономического взаимодействия, европейские политики гораздо больший акцент делали на гуманитарных и культурных аспектах постепенного превращения Европы в единое пространство. Стирание границ, создание единой надъевропейской системы управления должны были реализовать в противовес нацизму формулу «жить единым человечьим общежитьем». И казалось, что 28 стран, ставших после распада СССР членами ЕС, были доказательством того, что глобализация, то есть новый стандартизованный европейский уклад, работает. То есть сообщество народов и наций, не имеющих ни возможностей, ни оснований для вражды друг с другом, во многих отношениях стали единым безнациональным народом.

Тем не менее сегодня уже очевидно, что и этот в высшей степени гуманный эксперимент собирается провалиться. ЕС превратился в клуб избранных, куда заказан вход новым членам, которые не располагают достаточными доходами и сопоставимой экономической системой. Прибалтийским странам повезло, поскольку они сумели получить входные билеты на волне эйфории после окончания холодной войны. Тогда ещё живы были ожидания, что и страны бывшего СССР войдут в состав Европейского союза.