Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ)

 — Все. Конечно, — чуть смягчилась она, — если ты докажешь, что достоин любви, дело другое. А пока — вот такой сценарий.

 И, холодно глядя вдаль, она пошла к стойке.

 Не трудно себе представить, как повлияло это на Уилмота. Он даже подумал, не зайти ли к шефу и не переиграть; но понял, что это — так же дурно, как отнять у ребенка шоколадку. Словом, он выбрал столик подальше от бывшей невесты и заказал гуляш, салат, пирог, другой пирог, мороженое, сыр, кофе. Поесть он любил, а страданья обостряли эту склонность.

 Несколько дней подряд он заедал свое горе. Действительно, боль в сердце уменьшилась, переместившись в желудок.

 Все хорошие врачи советуют несчастным влюбленным есть поменьше, иначе бывает примерно то, что в греческой трагедии. Самый лучший, самый способный желудочный сок не справится со своей задачей. Вскоре Уилмот, впервые в жизни, пошел к специалисту по желудочным болезням. Тот оказался человеком суровых взглядов.

 — Когда встанете, — сказал он, — выпейте апельсинового сока. На завтрак — то же самое, сок. Ленч… — Он подумал, — сок. Обед — сок апельсина. Между приемами пищи есть не рекомендую, но если вам станет невмоготу… Ну что ж, выпейте сока. Скажем так — апельсинового.

 Уилмот смотрел на него, как волк из русских степей, которому вместо крестьянина подсунули вафлю.

 — Вы ничего не забыли? — проверил он.

 — Простите?

 — Может, бифштекс?

 — Ни в коем случае.

 — Тогда отбивную?

 — Абсолютно исключается.

 — Значит, один апельсиновый сок?

 — Именно, — ответил врач. — Берете апельсин. Режете на две части. Выжимаете. Сок выливаете в стакан… или в другой сосуд, — прибавил он, будучи человеком широким. — И выпиваете.

 Получалось неплохо, столько занятных действий, но Уилмот ушел понурый. Он привык не отказывать себе в еде, пробавляясь в промежутках печеньем. Если бы дикие кошки не начали в его утробе недостойную борьбу, он махнул бы рукой на эти советы. Но кошки ее начали.

 Вот почему он купил в ближайшем магазине корзину упомянутых фруктов, велел отнести ее к себе домой и пошел покупать выжималку.

 Дня через четыре, когда мистер Шнелленхамер совещался с мистером Левицким (эти деятельные магнаты, если не было других возможностей, совещались друг с другом), ему доложили, что пришел Юстес Вандерли, новый сценарист.

 — Чего ему надо? — спросил м-р Шнелленхамер.

 — Не ладится что-нибудь, — предположил м-р Левицкий. — Сил нет от этих сценаристов. Прямо хоть пожалей о добром старом немом кино…

 Юстес Вандерли, солидный молодой человек, украшенный роговыми очками и легким чубом, сразу взял жалобную ноту.

 — Мистер Шнелленхамер, — сказал он, — я хотел бы узнать, какие у меня права.

 — Вот что… — начал магнат. Сценарист поднял тонкую руку.

 — Речь не о том, как обращаются с творческой личностью. Нет, не о том. Здесь все ясно. Хотя я заслужил немалую известность, я уже привык к тому, что выбрасывают лучшие мои сцены. Но всему есть предел. Непременно ли нужно, чтобы меня били черствыми булками?

 — Кто вас ими бьет?

 — Ваш служащий, некий Маллинер. Я зашел сегодня в буфет с одним приятелем. Поскольку он не знал, чего именно хочет, я стал читать ему меню. Упомянув жареную свинину с картошкой, я собирался перейти к тушеной баранине, когда ощутил, что меня ударили по голове. Обернувшись, я увидел Маллинера с булкой в руке. Вид у него был такой, какой бывает в аду. Когда я спросил его, в чем дело, он процедил сквозь зубы что-то вроде: «Свининка, там-та-ра-рам!» — и снова принялся пить апельсиновый сок, который, по-видимому, очень любит. Ну, что это такое? Сколько можно терпеть? Способны вы защитить творческого человека?

 — Я разберусь, — пообещал мистер Шнелленхамер.

 — Вот пощупайте, какая шишка…

 — Позже, позже. Мы сейчас заняты. Сценарист вышел. Магнат нахмурился.

 — Что-то надо сделать, — сказал он. — Маллинер мне не нравится. Вы заметили, сегодня утром?..

 — Не особенно. А что?

 — Усмехался. Только что-нибудь скажешь — усмехнется уголком рта. Такая, знаете, улыбка… начинается на «с».

 — Скептическая?

 — Нет. Сейчас, сейчас… вот! Сардиническая.

 — Как у сардинки?

 — Ничего общего. Презрительная и холодная.

 — Может, у него в носу засвербило?

 — Что ж, я плачу своим служащим не за то, чтобы у них свербило в носу, да еще в рабочее время. И потом, тогда бы он почесал. Не-ет, это от наглости. Сегодня будет совещание, так вот, следите за ним. Мрачный, ехидный, прямо из гангстерского фильма.

 — А, ясно! Сардинический.

 — Вот именно. Ну, этого я не потерплю! Сидит, видите ли, ухмыляется. Можно это делать на работе?

 — А бить сценаристов булками?!

 — Нет, это — можно. Давно пора.

 Тем временем, не подозревая, что хлеб с маслом — или, точнее, сок — в большой опасности, Уилмот Маллинер сидел в буфете, мрачно глядя в стакан. Он задумался. Думал он о любимых исторических героях — Чингисхане… Джеке-Потрошителе… Аттиле…

 Да, вот это человек! Вынет у людей глаза и складывает аккуратными кучками. Как еще, собственно, скоротать вечерок? Жаль, перевелись такие личности.

 Надеюсь, вы заметили, что за четыре дня родственник мой превратился в идеального мизантропа.