Вся Правда

И они вернулись за Рейной и мной, когда мы воссоединились в коттедже. Хотя я точно не помню, что произошло, я уверена, что они это сделали.

Если они не убили ее после всех этих лет, то наверняка она нужна им живой, верно? Конечно, она все еще где-то там.

Человеческие останки.

Слеза скатывается по моей щеке, и я быстро вытираю ее.

Нет.

Я не поверю, что они отняли у нее жизнь. Она им в чем-то необходима. Она сумела выжить все это время и будет продолжать это делать.

Ты обещала, Рейна.

Дверь со щелчком открывается, и я вздрагиваю, чуть не сваливаясь с кровати. Во время моих беспорядочных мыслей о том, что произошло, я забыла о незнакомом месте, в котором нахожусь.

Мое сердце учащается, а на лбу выступают капельки пота. Мышцы напрягаются, как каждый раз, когда мама поднимала меня с кровати и говорила, что мы уходим.

Ни предупреждая, ничего.

Мои глаза обычно были закрыты, когда мы бежали посреди ночи Бог знает куда, а потом спали под стенами, когда у нас не было денег на отели. По крайней мере, я спала — но не мама. Она не спала всю ночь, присматривая за мной, отгоняя любого бездомного.

Или людей, преследующих нас.

Эти ублюдки, как она их называла. Они никогда не заберут тебя у меня, Рай. Не так долго, как я дышу.

Что, если они придут за мной сейчас? Что, если они разгадали подмену и решили исправить свою ошибку девять лет спустя?

Тень проскальзывает в комнату, и я отпрыгиваю назад, мои лопатки ударяются о стену.

Свет отбрасывает ореол, когда он становится ясным. Долгий вздох вырывается из моих губ, прежде чем они снова становятся неглубокими.

Ашер.

Понятия не имею, почему видеть его одновременно и облегчение, и удушье.

Наверное, потому что он пытался убить тебя, Рейна.

Нет, не Рейна. Рай. Я всегда была Рай. Рейна была временной. Ее жизнь никогда не принадлежала мне, чтобы я могла ее конфисковать.

Может, именно поэтому я была так холодна и отчуждена с ее личностью. Я не хотела, чтобы люди сближались, потому что не горела желанием заводить никаких привязанностей. Я была самозванкой и знала, что однажды настоящая Рейна вернется в свою жизнь.

Я была всего лишь сторожевым псом, и в своих попытках оставаться отстраненной я по-королевски облажалась.

Ашер держит тарелку в руках и приближается ко мне ровным шагом. Его темные джинсы низко сидят на бедрах, а футболка обтягивает развитые мышцы груди.

Я заставляю себя отвести взгляд, когда сильное чувство отвращения сжимает меня за горло.

Реальность того, что я сделала — и не могу исправить, — ударяет мне в лицо.

Я переспала с женихом своей сестры.

Я вожделела его и цеплялась за него, будто имела на это полное право. Мало того, я еще и сделала что-то настолько непростительное, что теперь он подумывает убить меня.

Что, черт возьми, я натворила?

Он садится на край кровати, ставя поднос рядом с собой.

— Ты не ела с утра.

Мой желудок сжимается, словно одобряя это заявление. И тут я понимаю, что все еще прижата к стене, отвернувшись, будто от этого зависит моя жизнь.

— Где я? — спрашиваю я, не встречаясь с ним взглядом.

— В твоей квартире. — его голос нейтрален, даже лишен эмоций. — А теперь садись и ешь.

Я направляюсь ко входу. Как только я найду свою сумочку и телефон, я уйду. Какого черта он вообще привел меня в квартиру? Мне с трудом удается избегать его в большом доме, где находятся все остальные.

— Остановись и повернись. — он говорит так тихо, что у меня по коже бегут мурашки. — Ты не хочешь, чтобы я сделал это за тебя.

Знаете что? Почему я должна продолжать убегать? Я сделала достаточно этого на всю жизнь, когда была ребенком.

На этот раз мир должен остановиться и посмотреть мне в лицо. Люди должны видеть меня, не Рай или Рейну, Соколову или Эллис, а меня.

Только меня.

Человека внутри, который едва держится на волоске.

Со смиренным вздохом я поворачиваюсь и иду туда, где Ашер сидит на кровати.

Моя кровать.

В этом есть что-то такое интимное, и не хочу признаваться в этом прямо сейчас.

Я опускаюсь напротив него, ставя тарелку, между нами. Кладу обе руки под бедра, чтобы они не разыгрывали какие-нибудь безумные идеи, например, протянуть руку, чтобы откинуть выбившуюся прядь с его лба.

— Теперь ешь, — приказывает он.

Боже, этот человек и его властная жилка. Хотела бы я ненавидеть это.

Если бы я ненавидела, быть может, все это было бы проще. Быть может, все мое тело не находилось бы в состоянии повышенной готовности с полным приливом адреналина.

— Я в порядке.

Мой желудок урчит, как только эти слова слетают с моих губ.

Проклятый предатель.

— Ты что-то сказала? — он приподнимает бровь.

— Я не голодна, хорошо? — я делаю паузу. — Зачем ты привел меня сюда? В любом случае, как ты меня нашел?

— Я последовал за тобой.

Я последовал за тобой.

Именно так. Никаких объяснений, никаких попыток извиниться.

Кого я обманываю? Я начинаю думать, что Ашер ни в чем не извиняется.

Он по-своему нетипичен, не совсем социопат, но что-то в этом роде.