Вся Робин Хобб в одном томе

— Ну да. Так вот, Марна послушалась меня, хотя и неохотно, словно животное, которое впрягают в ярмо. А вот Хафтор перехватил у меня сон и принялся его искажать. Знаешь, так выворачивают наизнанку одежду, выпячивая уродливые швы. Кора, в нем таится сильный и неприрученный дух! Я-то полагал, мы давно очистили его память от некоторых вещей, которые ему лучше бы позабыть, но он, оказывается, помнит!.. Еще одна паршивая овца, которую следовало бы изгнать из доброго стада…

Кора поднесла руку ко рту и отчаянно затрясла головой. В глазах ее застыло страдание.

— Не смей перечить мне, Кора! — продолжал Нильс. — Ты ведь сама призвала меня, чтобы я навел здесь порядок, не так ли? Знай же, что и для тебя не прошло даром общение с этой растленной!.. Та пародия на обряд и тебе в душу пролила вполне достаточно яда. Я и до тебя не смог добраться во сне! Да, да, и не вздумай отрицать! В твоем сознании появился темный чулан, в который ты и сама не заглядываешь и мне так и не дала заглянуть. Этой запертой дверью ты тоже обязана Ки!..

…Возможно, Кора сказала бы что-нибудь в ответ. Очень возможно, что Ки утратила бы власть над собой и влепила ему оплеуху. Но ничего этого не произошло, потому что снаружи донеслись хриплые вопли Руфуса. Слов было не разобрать, но кричал он так, что Ки и Кора разом сорвались с мест. Ки первой подлетела к двери и распахнула ее настежь. За ней подоспела Кора, за Корой — Нильс.

Отовсюду уже сбегался народ. Люди выскакивали из домов и амбаров, покидали поля — и спешили в дальний угол выгона. Ки помчалась во всю прыть. Холланд торопливо поставила наземь ведерко молока и корзиночку с яйцами и тоже припустила бегом. Кора и та поспешала за ними гораздо быстрее, чем, казалось бы, способны были ее старые ноги. Нильс не отставал от старухи.

Ки протолкалась через собравшуюся толпу туда, где стоял багровый от ярости Руфус. У его ног лежала бесформенная куча костей, обрывков шкуры и кровавого мяса.

— Да будь они прокляты, эти гарпии! — снова и снова выкрикивал он во все горло. Кора поспешно схватила его за локоть, но он продолжал кричать:

— Десять лет я улучшал породу, чтобы вывести этого бычка!.. И вот что от него осталось!.. Будь они прокляты!.. Прокляты!..

Он тяжело дышал, и на левом виске ходуном ходила толстая жила. Руфус бешено сжимал кулаки, растрепанные волосы в беспорядке торчали из-под повязки.

Холланд в ужасе смотрела на мужа, делаясь все белее с каждым новым святотатством, которое тот извергал. Ки стояла молча, только в зеленых глазах отражались ярость и ненависть, стоившие бешенства Руфуса. Потом их взгляды встретились поверх трупа растерзанного бычка. В этот миг они как нельзя лучше понимали друг друга.

И тут Кора с размаху вкатила сыну пощечину. Ее морщинистая ладонь с громким шлепком хлестнула его по щеке и губам. Воцарилась потрясенная тишина. Ларс, как раз подоспевший с поля, болезненно вздрогнул. А Нильс только кивнул головой, и вид у него был такой, как будто он сам был бы рад сделать то же самое с Ки.

Только на самого Руфуса пощечина не произвела особого впечатления. Его голова на могучей жилистой шее даже не шелохнулась. На коже отпечаталась белая пятерня, но лицо осталось бесстрастным. Лишь кое-где на губах, разбитых о зубы, выступила кровь. Он посмотрел на мать и медленно покачал головой. Глаза еще пылали яростью, но голос был холоден:

— Неужели ты думаешь, мама, что я раскаюсь в том, что сейчас говорил?..

— Он ткнул носком башмака кровавые останки и выразил вслух то, что неминуемо пришло на ум каждому по отдельности: — Надо полагать, от Свена и ребятишек осталось примерно столько же, сколько и от моего бычка!..

И вновь они с Ки посмотрели друг другу в глаза. Кора схватила его за плечо и попыталась встряхнуть. Ничего не вышло.

Между тем вокруг собиралось все больше народу. Подбежал юный Курт, за которым, как новорожденный жеребенок, вприпрыжку мчался малыш Эдвард. Потом подоспела Лидия — ее руки были по локоть в муке, на фартуке белело пятно. Вся семья в сборе.