Читаем Вся синева неба полностью

В маленькой кухоньке воцаряется тишина. Они оба молча плачут. Слезы капают на детали пазла. Жоанна плачет, и Эмиль тоже плачет, потому что чувствует всю ее боль. Ее бесконечное страдание. Она отдала его Эмилю, чтобы он разделил его, чтобы она страдала не одна. И он принял этот дар. Принял безоговорочно. Он плачет вместе с ней до рассвета в маленькой кухоньке пристройки, где гаснут один за другим дрожащие язычки пламени свечей, как звезды в небе.

Страдать значит уделять чему-то высшее внимание…

Поль Валери. Господин Тест


26

— Эмиль!

Открывается дверь, и появляется девушка. На ней широкополая черная шляпа и черный костюм, который ей велик.

— Ты здесь, — говорит она с ноткой облегчения.

Он не понимает ее тревоги.

— Да.

— Идем, поешь. Я закончила работу на стройке.

Он вытягивает ноги, затекшие от долгого сидения на подоконнике, и кивает.

— Иду.

Он смотрит ей вслед, когда она скрывается в темном коридорчике, и спрыгивает на пол. Пока не стаял снег, он тоже работал на стройке с ней и двумя девушками из Канады. А потом она запретила ему работать.

— Почему? — занервничал он.

— Из-за обмороков.

Он не помнит, чтобы падал в обморок. Однако Ипполит и девушки из Канады подтвердили слова Жоанны. Он дважды терял сознание. «Скачки давления», — уточнила Жоанна.

— Тебе надо отдохнуть.

Теперь ему немного скучно. На днях Жоанна спросила его:

— Ты больше не пишешь в своем дневнике?

— Какой дневник?

— Мы оба ведем путевые дневники, ты же знаешь…

— Вот как?

Он не очень понимал, о чем она толковала. Она кивнула.

— Да.

— Зачем?

Она поколебалась, прежде чем ответить:

— Чтобы рассказать нашим близким все, что мы здесь пережили.

— Ммм.

Он был настроен скептически. Никогда в жизни он не вел дневника.

— Мы расскажем им потом…

Она не нашлась, что ответить на это. Но достала свой собственный дневник и принялась писать, наверно, надеясь, что он возьмет с нее пример и передумает. И вот сегодня утром он взял черный блокнот, лежавший на ночном столике, в основном чтобы доставить ей удовольствие. Потому что она выбивается из сил, заботясь о нем. Он с удивлением увидел, что уже исписал много страниц в этом дневнике. Он понял, что она не лгала, когда говорила, что он страдает потерями памяти, или когда объясняла, что они здесь, чтобы он отдохнул, ради чистого горного воздуха, чтобы насытить кислородом его мозг. Других написанных страниц он не прочел. Констатация потерь памяти слишком потрясла его.

Он идет к двери и останавливается на пороге, отметив, что новое полотно пополнило выставку картин девушки на полу их комнаты. Она много рисует. Если не читает и не пишет в своем блокноте, то рисует. Эта последняя картина чем-то его зацепила, и он медлит несколько секунд, не уверенный, оправдано ли его предчувствие. Голос снова зовет его из коридора:

— Эмиль?

— Иду!

Он подходит к полотну, чтобы рассмотреть его вблизи. Сразу узнает их комнату здесь, в пристройке. Ярко-зеленое покрывало, кровать с панцирной сеткой, стены с облупившейся кремовой краской, слабый свет, едва освещающий комнату. Кто-то лежит на кровати в расслабленной позе, одно колено согнуто, рука под головой, другая держит ручку. Маленький черный блокнот, такой же, как у него, лежит на кровати рядом. Молодой человек, высокий, темноволосый, на лице угадывается щетина давностью в несколько дней. Сразу можно заметить, что вид у него безмятежный.

Эмиль стоит, застыв перед картиной. Ему чудится… Он спрашивает себя… Черные миндалевидные глаза молодого человека кажутся ему знакомыми. Он не может оторвать взгляда от полотна. С кухни слышен смех канадских девушек. Слышен стук кастрюли, которую ставят на ржавую газовую плиту. Он заставляет себя медленно сдвинуться с места. Бросает последний взгляд на картину, прежде чем покинуть комнату. Теперь он почти уверен… Это его нарисовала на полотне девушка… Когда? Зачем? По какому случаю? Он не может понять, что за теснение нарастает в его груди. Как будто ощущение неполноты. Как будто многих деталей не хватает в его пазле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза